добрых или злых, но, конечно же, в его времена совсем далеких от христианских идеалов.

Когда человек имел веру в Бога, пелись гимны императору, который, как утверждал еще Нормандский аноним (XI в.), «был даже вознесен Господом нашим Иисусом Христом. В самые Небеса, не только до телесного неба, которое можно увидеть, но и в бестелесные небеса, каковы невидимы. Воистину он был вознесен к Господу, поскольку он так сильно соединен с Ним во власти, что нет иной власти, которая была бы ближе к Богу или более возвышалась, нежели власть императора. Любая иная власть ниже его власти. И тем власть императора велика и священна, что она содействует божественной благодати в насыщении паствы ее плодами истины; и дана она ему Господом, чтоб он правил всеми».

Как известно, наличие нимба на изображениях императоров вовсе не свидетельствовало о его личной святости. Нимб отмечает носителя и распорядителя вечной власти, происходящей от Бога и делающей императора воплощением своего «прототипа», который независимо от личности и даже пола – священен⁴⁸.

Этому правосознанию противостоит сегодняшнее: «Власть не обладает независимым статусом в причинно-следственном анализе. Она либо формальное бессодержательное понятие, неспособное объяснить, как порождаются конкретные последствия, либо замещающее понятие, которое становится избыточным, как только исследование выявит содержательные механизмы, порождающие эти последствия». Как если бы кто спросил: «Что такое власть Бога или от Бога?». А в ответ услышал отповедь, что поскольку никто не знает механизма реализации этой власти, то она либо не существует в действительности, либо представляет собой пустое понятие, скрывающее реальные явления.

Старые представления о государстве ныне с насмешкой отвергаются. А представления, будто государство представляет собой бескорыстного слугу общества, квалифицируются как «квазигегельнские»⁴⁹. Каждому – свое…

VI

Вместе с тем, было бы нелепо говорить о том, что формы, в которые отливаются наши представления о государстве, не имеют никакого значения. Человеческое общество не может существовать бесформенно, как раз соединение народных представлений о государстве с формой реализации властного начала и порождает конкретное политическое сообщество, которое открывает нам история. Конечно, нередки примеры смешения формы и содержания, когда демократия представляет собой власть олигархов, республика носит явно выраженные монархические черты, а монархия – в действительности является республикой. Но, как правило, одно соответствует другому.

Как не заметить, что обычно религиозное сознание всегда склоняется не только к монархии, но и к имперскому бытию. И не случайно «огосударствление» Церкви в IV в. привело к многовековому стойкому убеждению властей и подвластных, что она может существовать и нормально развиваться исключительно в форме всемирной Империи. Национальное государство малоинтересно для религиозного сознания, поскольку Церковь – это весь мир, а все человечество в Христе едино, не взирая ни на какие границы и разделения.

Только Империя, где государство сосуществует с Церковью в качестве единого целого, является нормальной формой политического общежития. А внешним, Богом данным представителем интересов христианского мира является император, который, как высший арбитр, печется о безопасности всего христианского общества и соединяет все христианские народы воедино. Очень долго Священная Римская империя и Византия оспаривали право называться единственной христианской Империей, ведь двойственность этого детища Христа казалась всем образчиком «политической ереси».

Даже на закате существования блистательной Византии Константинопольский патриарх Антоний IV (1389-1390) писал своему корреспонденту: «Хотя, по попущению Божию, язычники окружили область и землю царя, но и доныне такую же хиротонию имеет царь от Церкви и такой же чин и такие же молитвы, и великим помазуется миром и хиротонисуется царем и самодержцем всех христиан»⁵⁰.

Лишь в условиях разложения религиозного сознания, как следствия внутрицерковного кризиса, грозные проблески которого появились уже в XIV столетии, вперед выступает идея национального государства, где народ озабочен только собственным текущим существованием, не особо размышляя обо всем христианстве. Впрочем, имперская идея оказалась настолько живучей, естественной и востребованной христианским правосознанием, что идея государства, как творения национального духа, возникла в более или менее оформленном виде не ранее XV столетия.

Кризис папства и императорской власти в Священной Римской империи германской нации неизбежно влек вслед за собой целый ряд новых явлений: укрепление королевской власти, как представительницы национального движения; объявление национального государства полным и независимым распорядителем своих судеб; расстройство феодальных отношений и подчинение национальной политической властью себе всех общественных элементов. Подчас, включая саму Церковь. Набегавшая волна Реформации лишь усилила эту тенденцию. В результате некогда единая Империя заменилась многочисленными, проникнутыми сознанием своей самостоятельности государствами⁵¹.

Нисколько не сомневаясь в преимуществах и естественности национального государства, Ш.-Л. де Монтескье (1689-1755) писал: «Законы должны быть столь свойственны тому народу, для которого учреждены, что весьма редко законы одного народа могут приличествовать другому»⁵².

Вслед за ним историческая школа юристов пыталась обосновать идею национального государства, но также исключительно за счет десакрализации идеи государства, отказав ему в божественном происхождении, зато проникнувшись верой «в непроизвольное течение истории и пассивное отношение к совершающимся в ней процессам»⁵³.

Наконец, наука пришла к выводу о врожденном «праве» нации на самостоятельное развитие: «Каждая народность, т.е. совокупность лиц, связанных единством происхождения, языка, цивилизации и исторического прошлого, имеет право образовать особое государство»⁵⁴. Она с легким сердцем провозгласила единственно «правильным» то государство, которое является «народным» и «национальным». Полноты ради скажем, что и в Исламе наблюдались аналогичные процессы – пусть и не сходные по времени, но от того не менее характерные и разрушительные.

Впрочем, несложно заметить, что сегодня акценты смещаются, и идея империи начинает превалировать в доктринах и суждениях, которые едва ли можно квалифицировать как «религиозные». Империя, как форма, возрождается, но ее