неприятные сюрпризы.

Глава 2

Оказалось, что мы не поймали "скользкого монстра" так рано, как они думали. Также выяснилось, что у маленьких коричневых девочек с острой лимфобластной лейкемией процент излечения ниже, чем у детей других рас. О, и заболеваемость лейкемией выше среди латиноамериканцев. Даже ужасные болезни — это гребаный расизм. И знаете, что самое ужасное? Замечательные врачи в больнице не смогли объяснить нам причину. Да, разница между курандеро, плюющим тебе в лицо ромом, и врачом, который смотрит на тебя, не давая ответа, — это белый халат и запах дезинфицирующего средства, который окружает последнего.

Яд в венах Аниты не был доволен вторжением в ее кровь; он также хотел знать, о чем она думает, узнать содержание ее снов, поэтому он атаковал ее спинномозговую жидкость. Le invadió los pensamientos. Se metió en sus sueños ("Это вторглось в его мысли. Оно погрузилось в ее мечты" — здесь и далее перевод с испанского), и оно медленно убивало наши.

Самое странное, что меня так взбесило, что я на какое-то время забыл о грусти, — это то, что у меня всю жизнь был дар. Когда что-то плохое должно произойти, у меня появляется холодное чувство внутри. Я слышу что-то. Слово. Шепот. Вещий сон. Предчувствие, чутье. Что-то, что продолжает жужжать вокруг меня, пока я не обращу на это внимание. Всякий раз, когда это происходит, я остаюсь бдительным, остаюсь готовым к любым неприятностям. Так было с детства.

Моя мать — наркоманка всегда говорила, что надо мной парят ангелы. Я родился внутри амниотического мешка, и она утверждала, что это дает мне способность видеть обе стороны завесы. В темные, тихие полдни, когда моя мать выходила из бежевой комнаты только в туалет, она смотрела на меня и заявляла, что слышит, как ангелы разговаривают, осыпая мою макушку секретами грядущих событий. Она сказала мне, что я должен научиться слушать их. "Escucha a los angelitos, mijo" ("Всегда слушай маленьких ангелов"), — говорила она. Затем она брала свои вещи из маленького ящика рядом с диваном, готовила себе еду и погружала шприц, полный теплых видений, в свои разрушенные вены. Наверное, она хотела, чтобы ангелы говорили и с ней тоже. Она была не совсем права насчет голосов, но и не совсем ошибалась. Со мной никто не разговаривал, но я кое-что знал, кое-что слышал. Иногда это происходило даже в отсутствие звука. Например, однажды утром я проснулся от жуткой тишины и понял, что отсутствие второго дыхания в нашем трейлере означает, что мамы больше нет. Мне даже не пришлось вставать и проверять. Слезы текли по моему лицу еще до того, как мои ноги коснулись пола. Однажды, делая домашнее задание, я подумал о своем друге Гекторе, и тогда мир на несколько секунд перестал гудеть. Я знал, что его больше нет. На следующий день в школе нам сказали, что его отец сел за руль в состоянии алкогольного опьянения. Его машина врезалась в придорожный столб, в результате чего погибли он сам, его жена, Гектор, и его младшая сестренка, Мартита.

Дело в том, что с моим ангелами-хранителями всегда все было в порядке, и у меня никогда не было ощущения, что вот-вот произойдет что-то ужасное. Ни снов, ни тревог, ни слабых звуков на ветру, ни шепота посреди ночи, ни страха, ni una corazonada (ни малейшего предчувствия). Кто бы или что бы ни заботилось о том, чтобы сообщать мне о грядущих плохих событиях, оно решило умолчать о самом важном в моей жизни. На этот раз, к сожалению, los cabrones ángeles decidieron quedarse callados (ублюдки-ангелы решили промолчать). Когда дело дошло до Аниты, ничто не выглядело неуместным. Мелиса даже не подумала упомянуть, что на ежегодном осмотре Аниты педиатр заметил необычные отеки и назначил дополнительные анализы крови "на всякий случай". Мелиса, вероятно, не хотела, чтобы я спрашивал, покроет ли наша дерьмовая страховка эти расходы.

В течение нескольких недель после постановки диагноза наша Анита превратилась из шара неудержимой энергии в тоненькую птичку со сломанными крыльями. Я прижимал ее крошечное тело к своему и чувствовал, как внутри меня все сразу ломается. Невидимый монстр пожирал ее, питался ее невинностью, и я ничего не мог с этим поделать.

Поэтому мы молились. Мы с Мелисой молились, сцепив руки и стиснув зубы. Мы молились с четками, зажатыми в руках так крепко, что на наших ладонях часами появлялись маленькие полумесяцы. Мы молились с брызгами слюны изо рта и слезами на глазах. Мы молились и заключали сделки, давали обещания, угрожали. Мы молились, используя каждую унцию энергии в наших телах. Мы просили Ла Вирхенситу спасти нашего ребенка. Мы просили Бога о заступничестве. Мы просили ангелов протянуть нам руку помощи. Мы просили святых помочь нам выиграть эту битву. Все они молчали, и смерть жила в этой тишине.

Когда Мелиса начала зажигать странные свечи, привязывать освященные ленточки к больничной кровати Аниты и использовать святую воду, чтобы сделать кресты на лбу нашей малышки, я не задавал вопросов и не пытался остановить ее. Она была печальна и отчаянна. Она была готова попробовать все, чтобы принести святое в эту больничную палату. Она вынашивала нашего ребенка девять месяцев, и я знала, что потерять ее — это все равно, что кто-то вырвал ее сердце и легкие. В хорошие дни я понимал ее и молился вместе с ней. В плохие дни я оставался в кафетерии, потягивал отвратительный кофе, думал о том, чтобы ударить врачей за то, что они не выполняют свою работу, и с трудом понимал, насколько жалкой стала Мелиса, умоляя о чуде, которое явно нам не светило.

Вы не познаете ужаса, пока не проведете несколько часов в больнице, глядя на беспокойный сон любимого человека, которого у вас забирают. Вы не познаете отчаяния, пока не поймете бесполезность молитв. Я перестал есть и спать. Я стал нечеткой копией того человека, которым был раньше, небритым, полным гнева, боли и слез. От меня веяло злобой и... отчаянием.

Через несколько недель после начала нашей новой жизни позвонил специалист по кадрам из моего офиса. Это был человек, с которым я никогда не встречался. Она сказала, что ей очень жаль слышать о здоровье Аниты, а затем с сожалением сообщила, что им придется меня уволить, потому что я использовал все свои больничные, личные дни, PTO, а затем побил все рекорды прогулов в компании. Я прервал ее монолог повесив трубку. У твоей дочери рак, но ты непродуктивен, ублюдок, поэтому мы тебя увольняем. Добро пожаловать в американскую мечту.

Медицинские счета уже начали напоминать о себе.

— Каждый раз, когда мы дышим в этой больнице, кто-то выписывает нам счет за это, а теперь у нас даже нет страховки, — сказала Мелиса. В ее голосе звучал тихий гнев. Она похудела, и ее скулы выглядели как оружие, постоянно угрожающее миру.