требовала, я – предлагала, мама ругалась, если он боялся, я клялась, что зеркала не кусаются… Наверное, для меня все это было какой-то игрой: поддастся – не поддастя, одержу победу или проиграю. Днем за днем я терпела поражение: Саша просил оставить попытки изменить его, но я не сдавалась. В итоге, однажды он даже смог смотреть на себя в зеркало в течение секунд тридцати, что я сочла чуть ли не полетом в космос.
Вместе с тем Саша все еще оставался для меня закрытой книгой. Лишь в начале его десятого класса мне представился шанс, упустить который я не могла.
Президенту исполнилось 54, не стало Анны Политковской. Но сводка новостей не ограничивалась убийством журналистки. В каком-то городе восьмилетний мальчик – казалось бы, из благополучной семьи, – поджег спящего бомжа. Говорит, что из-за любопытства. По словам эксперта, дети в таком возрасте не всегда способны осознавать последствия своих поступков. – Бред! – в сердцах воскликнула я, сидя перед телевизором. – Любой двоечник знает, что убивать нельзя, – заметила я высокомерно и безапелляционно. Саша резко встал с дивана и ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью. Тогда я не придала этому особого значения. Так началась «холодная война». Раньше он довольно много общался со мной: делился последними новостями, зарегистрировал ВКонтакте, научил пользоваться электронкой.... Мы часто читали друг другу вслух книги, вместе гуляли (чему мама была несказанно рада, так как его одного было не вытащить на свежий воздух, а с друзьями была напряженка) или смотрели фильмы. Теперь же он стал упорно игнорировать меня и даже пару раз огрызнулся. – Что случилось? – немного испуганно спросила я, наверное, уже в сотый раз после истории с этим несчастным репортажем. Прошло около месяца, а потому на ответ я уже почти не надеялась. Какого же было мое удивление, когда подросток протянул мне несколько сложенных листов бумаги, текст был набран на компьютере. – Что это? – недоуменно спросила я, но Саша быстро собрался и вышел из квартиры, на ходу ответив, что идет курить. *** «Ариша! Я написал это письмо через полгода после нашего знакомства и собирался отдать тебе его только после совершеннолетия. Твоего совершеннолетия. Но так уж получилось, что я не могу больше ждать, а потому мне пришлось внести серьезные коррективы в это послание… Я понимаю, что не должен был так поступать и… твоя мама строго-настрого запретила мне говорить тебе об этом… Но…. Черт побери… Я не знаю, что я творю, не понимаю, что со мной происходит и ничего не могу с собой поделать. Некоторое из того, что написано ниже, может шокировать тебя или испугать. Заранее прости. Я не хотел причинить тебе боль… просто так получилось… Я очень переживал из-за нашей, так сказать, ссоры, а потому я не могу не объяснить тебе, в чем дело, как ты и просила… Мне очень неловко писать это именно тебе и прямо сейчас, потому что, согласно сухой букве какой-нибудь методички о воспитании детей и подростков, у меня должны быть друзья и девушка. Ну, или хотя бы просто друзья. Или хотя бы просто девушка. В крайнем случае, родители или опекуны. Именно с ними я должен откровенничать. Ну, вернее могу это делать при большом желании… Отношениями с ними я должен дорожить и только из-за ссор с ними я должен переживать… Как ты, возможно, догадываешься, в моей жизни все не совсем так. С Димой у меня исключительно деловые отношения и то, что я пишу сейчас тебе, я никогда не смогу рассказать ему, пусть и твоя мама считает, что мы с ним якобы друзья. Он слишком смелый, слегка заносчивый, сильный… И в прямом и переносном смысле. Он не поймет. Вообще не поймет, в чем проблема. Это в лучшем случае. Короче, это даже не рассматривается. Мне стремно это говорить и даже писать – тоже стремно, но я не могу больше делать вид, что ничего происходит. В тот день, когда мы познакомились… я сначала сидел в углу рекреации второго этажа… Рядом со мной находились сотни людей и ни один из них не спросил, какого черта я плачу… Ни один, понимаешь? Ни ребенок, ни взрослый. Не знаю, заметил ли кто-нибудь из них меня, но факт остается фактом. Потом я спрятался под лестницей, ведущей к пожарному выходу… На первом этаже… И там тоже никто не обратил на меня никакого внимания… Ближе к вечеру я перекочевал в туалет и только ты нашла меня и хотя бы просто спросила, почему я плачу. Прости, если это прозвучит грубо, но иногда я понимаю, что ты просто любопытный ребенок, которому в тот вечер было скучно. Скорее всего, это просто совпадение – то, что ты нашла меня там и просто была рядом в тот момент, когда мне это было нужно. Я хотел, чтобы меня никто не видел, но в то же время я очень жаждал того, чтобы хоть кто-нибудь на этой долбанной планете просто спросил меня что-нибудь… В общем, мне правда очень нужно было это. Для тебя это начиналось как невинная детская шалость, а для меня… ты спасла мне жизнь. Тогда – просто совпадение, а потом – закономерность. Ты не знаешь, почему я так веду себя, но все равно пытаешься (пусть и по-детски, пусть и тщетно) мне помочь. Ты не давишь, ты жалеешь… В тебе еще не укоренились стереотипы из серии «мальчики не должны плакать»…. В общем, как бы грустно это ни звучало, ты единственный из ныне живущих людей, которому на меня не наплевать, а потому, прежде всего, я должен рассказать тебе о себе. Всю правду. Честно говоря, мне очень горько от этой мысли. Это даже не пиздец, это просто дно…. Когда тебе самой будет 15 лет, ты, надеюсь, поймешь меня… Не знаю, способна ли ты понять это в десять, но попытка не пытка… Поехали…. И еще раз прости…. Все началось летом 96-го: на одной лестничной клетке с нами в пятиэтажке поселка городского типа Орехово жила одинокая старушка. Молодость она провела в Севвостлаге (она была политической заключенной, сейчас, к счастью, таких нет; в девятом классе вы пройдете это подробнее), а после реабилитации – работала в школе учительницей математики. Как и, пожалуй, все люди ее поколения, она любила откладывать на черный день и на собственные похороны. Более того, пенсия у нее была не самая плохая, а тратиться особо было не на что. В общем, деньги у нее водились. Во время учебного года я ходил в садик, а летом без дела болтался по улицам либо один сидел дома. Мой так называемый отец иногда работал, но чаще пил и проклинал младореформаторов (вы пройдете их в девятом классе). В свободное от политических баталий время он избивал маму, якобы потому, что она тупая и наивная. Как ты уже знаешь, она работала уборщицей, часто в нескольких местах в несколько смен одновременно, но женщиной была действительно очень доверчивой и не раз становилась жертвой мошенников. Однажды
Глава 2
Президенту исполнилось 54, не стало Анны Политковской. Но сводка новостей не ограничивалась убийством журналистки. В каком-то городе восьмилетний мальчик – казалось бы, из благополучной семьи, – поджег спящего бомжа. Говорит, что из-за любопытства. По словам эксперта, дети в таком возрасте не всегда способны осознавать последствия своих поступков. – Бред! – в сердцах воскликнула я, сидя перед телевизором. – Любой двоечник знает, что убивать нельзя, – заметила я высокомерно и безапелляционно. Саша резко встал с дивана и ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью. Тогда я не придала этому особого значения. Так началась «холодная война». Раньше он довольно много общался со мной: делился последними новостями, зарегистрировал ВКонтакте, научил пользоваться электронкой.... Мы часто читали друг другу вслух книги, вместе гуляли (чему мама была несказанно рада, так как его одного было не вытащить на свежий воздух, а с друзьями была напряженка) или смотрели фильмы. Теперь же он стал упорно игнорировать меня и даже пару раз огрызнулся. – Что случилось? – немного испуганно спросила я, наверное, уже в сотый раз после истории с этим несчастным репортажем. Прошло около месяца, а потому на ответ я уже почти не надеялась. Какого же было мое удивление, когда подросток протянул мне несколько сложенных листов бумаги, текст был набран на компьютере. – Что это? – недоуменно спросила я, но Саша быстро собрался и вышел из квартиры, на ходу ответив, что идет курить. *** «Ариша! Я написал это письмо через полгода после нашего знакомства и собирался отдать тебе его только после совершеннолетия. Твоего совершеннолетия. Но так уж получилось, что я не могу больше ждать, а потому мне пришлось внести серьезные коррективы в это послание… Я понимаю, что не должен был так поступать и… твоя мама строго-настрого запретила мне говорить тебе об этом… Но…. Черт побери… Я не знаю, что я творю, не понимаю, что со мной происходит и ничего не могу с собой поделать. Некоторое из того, что написано ниже, может шокировать тебя или испугать. Заранее прости. Я не хотел причинить тебе боль… просто так получилось… Я очень переживал из-за нашей, так сказать, ссоры, а потому я не могу не объяснить тебе, в чем дело, как ты и просила… Мне очень неловко писать это именно тебе и прямо сейчас, потому что, согласно сухой букве какой-нибудь методички о воспитании детей и подростков, у меня должны быть друзья и девушка. Ну, или хотя бы просто друзья. Или хотя бы просто девушка. В крайнем случае, родители или опекуны. Именно с ними я должен откровенничать. Ну, вернее могу это делать при большом желании… Отношениями с ними я должен дорожить и только из-за ссор с ними я должен переживать… Как ты, возможно, догадываешься, в моей жизни все не совсем так. С Димой у меня исключительно деловые отношения и то, что я пишу сейчас тебе, я никогда не смогу рассказать ему, пусть и твоя мама считает, что мы с ним якобы друзья. Он слишком смелый, слегка заносчивый, сильный… И в прямом и переносном смысле. Он не поймет. Вообще не поймет, в чем проблема. Это в лучшем случае. Короче, это даже не рассматривается. Мне стремно это говорить и даже писать – тоже стремно, но я не могу больше делать вид, что ничего происходит. В тот день, когда мы познакомились… я сначала сидел в углу рекреации второго этажа… Рядом со мной находились сотни людей и ни один из них не спросил, какого черта я плачу… Ни один, понимаешь? Ни ребенок, ни взрослый. Не знаю, заметил ли кто-нибудь из них меня, но факт остается фактом. Потом я спрятался под лестницей, ведущей к пожарному выходу… На первом этаже… И там тоже никто не обратил на меня никакого внимания… Ближе к вечеру я перекочевал в туалет и только ты нашла меня и хотя бы просто спросила, почему я плачу. Прости, если это прозвучит грубо, но иногда я понимаю, что ты просто любопытный ребенок, которому в тот вечер было скучно. Скорее всего, это просто совпадение – то, что ты нашла меня там и просто была рядом в тот момент, когда мне это было нужно. Я хотел, чтобы меня никто не видел, но в то же время я очень жаждал того, чтобы хоть кто-нибудь на этой долбанной планете просто спросил меня что-нибудь… В общем, мне правда очень нужно было это. Для тебя это начиналось как невинная детская шалость, а для меня… ты спасла мне жизнь. Тогда – просто совпадение, а потом – закономерность. Ты не знаешь, почему я так веду себя, но все равно пытаешься (пусть и по-детски, пусть и тщетно) мне помочь. Ты не давишь, ты жалеешь… В тебе еще не укоренились стереотипы из серии «мальчики не должны плакать»…. В общем, как бы грустно это ни звучало, ты единственный из ныне живущих людей, которому на меня не наплевать, а потому, прежде всего, я должен рассказать тебе о себе. Всю правду. Честно говоря, мне очень горько от этой мысли. Это даже не пиздец, это просто дно…. Когда тебе самой будет 15 лет, ты, надеюсь, поймешь меня… Не знаю, способна ли ты понять это в десять, но попытка не пытка… Поехали…. И еще раз прости…. Все началось летом 96-го: на одной лестничной клетке с нами в пятиэтажке поселка городского типа Орехово жила одинокая старушка. Молодость она провела в Севвостлаге (она была политической заключенной, сейчас, к счастью, таких нет; в девятом классе вы пройдете это подробнее), а после реабилитации – работала в школе учительницей математики. Как и, пожалуй, все люди ее поколения, она любила откладывать на черный день и на собственные похороны. Более того, пенсия у нее была не самая плохая, а тратиться особо было не на что. В общем, деньги у нее водились. Во время учебного года я ходил в садик, а летом без дела болтался по улицам либо один сидел дома. Мой так называемый отец иногда работал, но чаще пил и проклинал младореформаторов (вы пройдете их в девятом классе). В свободное от политических баталий время он избивал маму, якобы потому, что она тупая и наивная. Как ты уже знаешь, она работала уборщицей, часто в нескольких местах в несколько смен одновременно, но женщиной была действительно очень доверчивой и не раз становилась жертвой мошенников. Однажды