уснуть. Перед глазами стояло плачущее лицо подростка в очках и шрамом на лбу в виде молнии. Только сейчас я поняла, что он немного напоминает Гарри Поттера и захотела, чтобы Саша жил у нас. Во что бы то ни стало. Что это было? Жалость? Сочувствие? Глупость? Пресловутое желание сотворить добро по сути чужими – мамиными – руками? Симпатия? Привязанность? Любовь? Жажда приключений и больших перемен? Мечта о старшем брате? Мечта, которой в естественных условиях не суждено было сбыться.

Сначала мама и слышать ничего не хотела. Мол, усыновление – это очень важное и сложное решение, на которое она не готова, не говоря уже о том, что подросток, наверняка, не захочет в семью. Она подчеркивала, что много работает, а потому об этом не может идти и речи.

Поздними вечерами я, лежа в постели, прислушивалась к маминым телефонным разговорам с подругами, пытаясь разузнать обстановку и истинное положение вещей. Однажды мама сказала тете Оле, что детские дома сейчас в хорошем состоянии, там сделан евроремонт и есть компьютерные классы, детьми там занимаются, и даже регулярно возят на море. Многие воспитанники, по маминым словам, поступают в вузы. Не знаю, что ей ответила подруга (видимо, что-то возразила), но мама согласилась с тем, что дети там очень травмированные, а потому им лучше оставаться в учреждении. Мама считала, что сотрудники подобных заведений скорее им могут помочь, так как они «учились этому пять лет, а я – нет». Заканчивался разговор словами о том, что одно дело малыши, которые нуждаются в любви и ласке, а другое дело подростки. Так или иначе, взрослые сошлись во мнении, что Саше, определенно, в детском доме будет лучше и единственное, что можно сделать для него, так это найти и оплатить хороших репетиторов, которые подготовят его к экзаменам и поступлению.

Несмотря на то, что о сиротах и сиротских учреждениях я тогда знала немного, причем исключительно из художественных книг и фильмов, мамина позиция мне не нравилась. По моему скромному мнению, у нас было все для того, чтобы усыновить Сашу. Мы жили в просторной четырехкомнатной квартире в новом жилом комплексе с охраняемой территорией и подземным паркингом, мама работала экономистом в крупной нефтяной компании, а само черное золото во времена моего школьного детства стоило очень дорого. Это ли не причина сделать хоть одного человека на этой планете капельку счастливее?

Просьбы превратились в нытье, слезы – в истерику. Мама говорила, что я прошу невозможное и взамен предлагала что-то более реальное. Внеочередную поездку в Диснейленд, новую одежду для Барби, собственный компьютер, отпуск в Египте перед Новым Годом. Более того, она даже разрешит мне погрузиться с аквалангом под воду. Да что там дайвинг? Теперь она была готова даже на лабрадора: не сейчас, конечно, но через несколько лет. В который раз доказывала, что у Саши все хорошо и никакие Дурсли его не третируют. С чего она это взяла, оставалось непонятным.

Не знаю, чем бы закончилась вся эта история, если бы не акция в ТРЦ, так удачно подвернувшаяся мне под руку в конце октября. Волонтеры призывали жертвовать деньги на оплату работы больничных нянь для детей-сирот. Сердобольные граждане останавливались, порой что-то уточняли. Некоторые спорили, другие – возмущались: «Детдома финансирует государство, лечение у нас в стране бесплатное. Для сирот – тем более. Какие еще деньги? Какие няни?»

Помню, как молодые люди объясняли, что к домашним детям, если те попадают в больницу, приходят родители. К сиротам – приходить некому.

У стенда мы встретили тетю Свету. Взрослые разговорились: давно не виделись. Обсудив окончание четверти и планы на каникулы, они перешли к менее насущным вопросам. Оказалось, что благотворительную организацию, которая проводит эту акцию, тетя Света знает давно. Говорит, что им можно доверять. Мама отправила меня на батут, а сама с подругой купила кофе и зацепилась языками. Надолго. Иногда я подбегала к ним по надуманным поводам и терлась около столика, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. До меня доносились отрывки встревоженных фраз: о карательной, как я теперь понимаю, медицине, которая жива до сих пор, о десяти процентах и чем-то еще.

По дороге домой я задремала. Когда проснулась, мы почти подъехали к дому. Мама, наконец, сама спросила о Саше. Заинтересованно и даже серьезно. Только сейчас мне стало понятно, что я не знаю ни его фамилии, ни даже номера детского дома, в котором он растет. Я была уверена, что детский дом в Пудрово один, но оказалось, что их четыре. Тем не менее Саша, фамилия которого, как выяснилось, Травин, нашелся быстро. Я знала, что радоваться рано. Мама уверяла меня, что, в первую очередь, надо убедиться, что сам Саша действительно хочет в семью. Во-вторых, надо будет решить проблемы с документами. Оформить множество бумаг, получение многих из которых возможно только в рабочее время, а потому ей придется потратить на всю эту волокиту часть отпуска.

Вскоре мама съездила в детдом. Меня с собой не взяла, объяснив, что это – «не место для детей». Эта фраза окончательно убедила меня, что современные детские дома ничуть не лучше приютов Викторианской эпохи, о которых я читала в книгах для девочек, а потому надо добиваться того, чтобы Саша жил с нами.

В конце декабря мама оформила гостевой режим: жалкое подобие опеки, но только на выходные или каникулы. Я ликовала. Мне казалось, что гостевой режим обязательно перерастет во что-то большее, только вот мама, кажется, так не считала, о чем и заявила Саше – без купюр – утром в субботу, вскоре после того, как привезла его домой. Убедившись, что ему объяснили, что такое гостевой режим, она зачем-то снова разъяснила его суть, подчеркнув, что он хороший мальчик, но брать его под опеку она не собирается. После этого мама поинтересовалась, не обижают ли его в детдоме.

Я предложила поехать на горнолыжный курорт, но Саша сразу заявил, что максимум, на что он способен, – это посмотреть, как мы катаемся. Мамино предложение нанять ему инструктора было воспринято в штыки, а потому от идеи активного зимнего отдыха пришлось отказаться, так как беговые лыжи и коньки также не были Сашиной сильной стороной. Скрепя сердцем – на дворе стояла ясная снежная погода – мама согласилась на боулинг. Нельзя сказать, что Саша был гуру бросания кеглей, но, по крайней мере, он не боялся этого.

В воскресенье я проснулась в пять утра от какого-то шума. Натянув домашние джинсы и футболку, я выглянула в коридор, не понимая, что происходит. На кухне вовсю хозяйничал Саша: занавески были сняты, все вещи с подоконника переложены на стол и на тумбочки, сам подоконник блестел от чистоты, на рабочем столе я заметила около десяти