осознал, что оказался в своём теле в совсем юном возрасте; печать возврата сработала успешно. Мне удалось обмануть смерть.

…треснутое грязное зеркальце попало в мои руки тут же, как было замечено.

Я смотрел на себя через кромешную тьму, но этого вполне хватало, чтобы понять… это моё тело, лицо. Совсем юное, с только-только растущими волосками на щеках. Тёмные сальные пряди и глаза… чёрные, как ночь.

Но мои.

Большего в себе ничего разглядеть не успел.

Шаги за дверью раздались быстро и резко; кто-то дёрнул её на себя, и я вернувшимся зрением заметил фигуру, возникшую на пороге. Высокий мужчина с седыми волосами. Одежда простая, запятнана красно-бурыми пятнами.

Неужели?..

…сложно передать, что я ощутил, увидев его в проёме, в этом месте. В голове всплывали отголоски из моей прошлой жизни, но эмоции пока были где-то на грани между тем, что чувствовал я — дикую злость за всё, что он сделал со мной — и тем, что чувствовал «юноша» — а именно, дикий страх.

«Отец» — промелькнуло в сознании.

От вида отца меня невольно бросило в холодную дрожь; захотелось зарыться под землю, выполнить его приказ и избавиться от этого давления. Но пока я, в силу того что не мог контролировать своих же эмоций, мог лишь делать то, что сделал бы «я» прежний.

— Снова рыдаешь, словно бесхребетная шлюха? Я, кажется, сказал тебе пройти внутрь, — лицо старика не предвещало ничего хорошего.

Я, вытирая слёзы, всмотрелся в него. Ошибки быть не может; ссадины, порезы, кровоподтёки… кажется, он только после тяжёлого сражения.

— Мне долго ждать? — он вновь скользнул по мне глазами.

За всю свою жизнь я жалел лишь о двух вещах. И самой первой из них было то, что я убил отца позже, чем должен был.

Второй — что не смог защитить Нейлу и Феликса от силы Богов.

Ни слова ни говоря, я встал на подрагивающие от слабости ноги и направился следом за ним.

…комната за массивной дверью была погружена в полутьму — её освещал свет одной керосиновой лампы. Впрочем, даже этого тусклого света хватало, чтобы вспомнить: какое здесь произошло сражение.

Тёмный орден против Павшего. Сражение двух никчёмных группировок, что считали себя аристократами.

Как же я был наивен тогда… думал, и впрямь сражаюсь за что-то святое. А по итогу…

Обшарпанная мебель была в беспорядке разбросана по углам — как и человеческие тела со следами увечий. Повсюду кровь членов Тёмного ордена — куда же без неё… алая жидкость преследовала меня чуть ли не с пелёнок.

Девушка, совершенно обнажённая, сидела в тёмном углу. Она слабо подрагивала, но скорее от шока, нежели от холода; было видно, что она напугана и держится из последних сил, чтобы не заплакать. На её теле — тоже следы «недавнего сражения».

Отец с грохотом захлопнул дверь за моей спиной.

— Страшно? — его голос звучал сухо и отрешённо. — Ну конечно.

Подойдя к одному из трупов, отец наклонился — и выдернул из ещё не успевшей до конца окоченеть плоти длинный нож. Я начинал вспоминать этот день… этот жуткий день, когда я выполнил его первый нездоровый приказ.

…сейчас этот нож окажется в моих руках, не так ли?

— Знаешь, чего никогда не могла сделать твоя мягкотелая мать? — лицо мужчины скривилось в презрительной гримасе.

Я смотрел ему прямо в глаза. И уже минуту, как понимал, к чему всё идёт. Сомнений нет, всё повторяется в точности, как это уже было когда-то…

Вот только проживал я эти дни много… очень много лет назад.

— Она никогда не могла воспитать тебя, — разогнувшись, отец принялся вытирать лезвие о тряпку — методично, холодно. И даже жутко. — Воспитать не как плаксивую шлюху, а как мужчину…

Он набрал полную грудь воздуха, явно наслаждаясь моментом. А мои руки задрожали — абсолютно так же, как дрожали тогда.

Ублюдок.

Пожалуй, без ложной скромности можно сказать, что в своей жизни до этого дня я повидал всякое. Мало что на данном этапе могло меня искренне пронять. Вот только… тогда я был семнадцатилетним пацаном с неокрепшим сознанием, в котором не было ничего, кроме страха.

Но сейчас я ощущал жалость к самому себе гораздо большую, чем когда-либо.

— Именно этим мы сейчас и займёмся, — старик направился ко мне быстрым шагом. — И не дай Бог ты начнёшь мямлить, как тряпка — отправишься к этому сброду.

Наклонившись, он вложил мне нож в руки.

Я опустил взгляд на нож.

И замер, вспоминая.

Отец…

Жуткий тип. В жизни я часто слышал, что во всех бедах винить нужно лишь себя, вот только… это не тот случай. Тельдор, «мой любимый папочка», убил во мне последнюю надежду на нормальную жизнь.

Сколько мне было лет, когда он заставил меня прикончить собственного друга? Три? Четыре?

Кажется, всё-таки четыре.

Я поджал губы, наблюдая за тем, как Тельдор стоит передо мной совсем беззащитный. Всё, что мне мешало убить его в прошлом — страх и беспрекословная преданность, но сейчас… когда мне вот-вот должно было стукнуть триста девяноста два.

Сейчас я переживаю злость. Искреннюю, чистую злость на родного отца. И, думаю, со временем будет ещё более ясно — почему.

В лицо прилетела пощёчина.

— Что с твоим лицом?! — морщинистое лицо отца напоминало морду оскаленного бульдога, готового вцепиться в лодыжку мёртвой хваткой. — Мало того, что мой сын плаксивая тряпка, так ещё и идиот? Давай, вперёд. Покажи этой шлюхе, что бывает, когда идёшь против воли Тельдора Орлова!

Ах да, передо мной сидит не шлюха. Нет. Передо мной сейчас моя родная сестра — девушка, которую по велению отца я должен «проучить».

И сейчас мозг рефлекторно искал лишь одно — место, куда пырнуть лучше, что бы ей не было так больно.

Ха. А ведь смерть для сестры в возрасте семнадцати лет выглядит сейчас больше как… освобождение. Именно поэтому она не бежит, не плачет — уже после смерти матери смирилась со своей судьбой.

Ха.

Да ты, отец, понятия не имеешь, кого заставляешь идти с ножом на сестру. Небось, думаешь, я испугался. И замер потому, что не собираюсь перечить тебе, или струсил. Я же…

…замер, потому что перед моими глазами не было ничего, кроме густого красного месива — кончик моего ботинка касался чьих-то кишок.

Вторая пощёчина.

— Трусливый щенок, вытри слёзы! — даже не сказал, а вырыгнул из себя отец. — Не способен даже на…

…не дожидаясь фразы, я нанёс удар.

Отец удивлённо заморгал, глядя на меня; нож, который он мне вручил, торчал прямо из его живота.

Сделал бы это раньше, но не мог овладеть этим телом полностью — перестроить мозг, который совсем недавно полагался только на слух.

— Эй, — резко подняв на него взгляд, я сжал нож крепче; чувствовал, как кровь стекает у меня по кисти. —