агрессии — стреляй по ногам! — скомандовал я достаточно громко, чтобы ухмылки на четырех рожах тут же поскучнели.
Киоси увязался за нами. Он грозно зыркнул на стоящих молодых людей, но те не обратили на шестиклассника никакого внимания. Киоси сделал вид, что так и было задумано.
Я толкнул дверь, и мы оказались внутри дома. В воздухе витало амбре тухлой рыбы с примесью гнили. Этакий аромат безнадежности и нищеты. Под ногами шелестели бумажки — то ли счета за свет, воду, газ, то ли документы о выселении. Тусклые лампочки отказывались помогать в определении назначения бумаги.
Пожелтевшие двери по стенам коридора были исписаны различными иероглифами, чаще всего они содержали в себе сексуальную информацию, грязный мат и жестокие проклятия. Я уже начал было подумывать, что ученые слегка ошибались в определении доброты бедных и богатых людей.
За дверьми слышались шорохи, как будто люди аккуратно, на цыпочках, подходили к дверям и прислушивались к шагам в коридоре — пронесет или не пронесет? Эти тараканьи шорохи вкупе с шелестом бумаг создавали гнетущую атмосферу.
— Что-то здесь как-то... — поежился тануки.
— Отстань! — отмахнулся и пошел по направлению к нужной двери. — Мы и в худших местах бывали.
На стук никто не отзывался. Я покосился на Малыша и Киоси. Неужели обманули? Неужели всё-таки подставили? Где же эта девочка, которая позвонила в офис?
Снова стук и снова тишина. Я уже собрался было повернуться, скорчить каменную рожу и пойти прочь, когда за тонкой перегородкой раздался еле слышный стон. Тануки встрепенулся. Он со своим звериным слухом тоже расслышал звук.
Я, недолго думая, саданул по двери в районе замка ногой. Вряд ли тут кто будет жаловаться на подобные действия чужаков. Слишком уж в этом районе привыкли к подобному поведению.
Дверь радостно распахнулась, открыв нашему взору квартирку-пенал. В центре мы обнаружили лежащую на жестком матрасе-футоне женщину. Её фигурка в засаленной пижаме раскинулась морской звездой, подмяв под себя бамбуковое одеяло. Рядом с женской рукой, на дощатом полу, валялся пустой пузырек и белели пуговицы таблеток.
Отравилась?
Вот же дура!
Я подскочил к ней и прислонил палец к артерии на шее. Сердечный ритм едва-едва прослушивался.
— Кто... кто вы... такие?.. — еле слышно прошептала женщина, открыв на миг глаза. — Уходите...
— Да вот хрен ты угадала, родная, — хлестнул я её по щеке, не давая заснуть. — Киоси, воды! Вон чайник! Малыш, помоги повернуть на бок.
Я дернул полы пижамы на груди женщины, освобождая шею и грудную клетку от одежды. В отвороте одежды мелькнула дряблая грудь, но сейчас не до эротики. Малыш помог повернуть её на бок, выведя нижнюю руку вперед.
Так как женщина была в сознании, то я решил срочно вызвать рвоту. Для этого мы грубо (не до сантиментов и этикета) заставили её выпить пару литров, а потом я начал надавливать на кончик языка, вызывая рвоту.
Да, не так я хотел провести день, начиная его с лицезрения новенького кабинета. Волна желудочного сока рванулась наружу, вынося с собой часть нерастворенной отравы. От судорог худенькое тело сотрясалось в руках, но я был неумолим. За первой порцией воды последовала вторая, за ней третья.
Ох, как же воняло-о-о… если бы не прошел школу жизни, то тоже вывернуло бы наизнанку рядом с основной лужей.
— Оставьте меня... Уходите... — слабо отбивалась женщина от моих рук, сокращаясь в очередном выплеске.
Я растирал мочки ушей, не давая женщине заснуть.
— Никуда мы не уйдем. Ты ещё будешь жить!
— А я... я не хочу! Я хочу уйти за своей дочкой... За моей Кохэку...
Вроде бы это имя называла девочка, которая звонила мне по телефону. И куда же она собралась уйти?
— Дурочка, твоя Кохэку позвонила мне на стационарный телефон и сказала, что мамочка умирает. Твоя дочка заботится о тебе, а ты... — пытался я говорить доверчиво и располагающе. — Сказала, что братик ещё опаздывает, а папа на работе. Где сама Кохэку? Побежала за помощью? Ты напугала её?
Женщина пыталась сфокусировать на мне взгляд, а когда с трудом получилось это сделать, то моргнула и разрыдалась навзрыд. Сквозь всхлипы я смог услышать:
— Моя... моя дочка... Она... Моя Кохэку... Она умерла... два года... Моя дочка... Кохэку...
Малыш Джо и Киоси посмотрели на меня, а я только махнул рукой, мол, это у неё снотворное в башке каруселит, вот и глючит не по-детски.
Через пять минут приехала "Скорая". Люди в медицинских халатах забрали с собой плачущую женщину. Пожилой врач спросил на улице, пока женщину укладывали в машину:
— А вы кем ей приходитесь?
— Да просто друзья, — пожал я плечами. — Позвонила и сказала, что сглупила. Что хочет жить...
— Хорошие у неё друзья, добрые… подарили второй день рождения, — хмыкнул врач. — Ещё бы десять минут и всё — не смогли бы спасти. Ладно, через пару дней сможете её навестить, а через неделю и вовсе забрать домой.
К нам подбежал запыхавшийся мужчина лет сорока. Он встревоженно посмотрел на нас и бросился к женщине:
— Мэдока, Мэдока! Что же ты наделала! Я же работу нашел, а ты... Зачем ты так?
Рука женщины поднялась, погладила его небритую щеку и упала. Санитары оттеснили мужчину, он рванулся было обратно, но в этот момент к нему подошел врач:
— Вы муж? Садитесь в машину, поедете с нами. И поблагодарите своих друзей за спасение жены. Они вовремя успели...
— Каких друзей? — оглянулся на нас мужчина. — Я… я их вижу в первый раз.
— Да? А вот тот хинин говорит, что спас подругу. Разбирайтесь сами, но недолго. Мы отправляемся, — врач махнул рукой и полез в машину.
Мужчина залепетал, то оглядываясь на карету «Скорой помощи», то на нас:
— Вы… Я вам очень благодарен. Вы… вы настолько добры… Это просто фантастика… вы… Вы Токийский Колосс!
Мужчина поклонился нам, попытался ещё что-то сказать, но Тигр прикрикнул:
— Да лезь ты в машину, ушлепа головастая! Потом скажешь спасибо нашему боссу!
Мужчина кивнул и забрался следом за врачом. Чуть позже "Скорая" отъехала, увозя с собой спасенную женщину и мужчину. Мы остались стоять на тротуаре. Тигр закурил, а я смерил его взглядом. Он тут же потушил и убрал сигарету. Знал, что я не люблю, когда рядом курят.
— Скажи, босс, а как ты узнал про эту женщину? — спросил Малыш Джо.
— Какая-то девчонка позвонила, сказала, что мама умирает.
— Ага, значит не послышалось. А она позвонила на мобильник?
— Ну, я же говорил, что на стационар.
— Да? Но как? Господин Яманака при нас сказал своим работникам, что телефонную связь подключат только утром...
Трое ребят уставились на меня так, как будто я подпрыгнул, поймал голубя и в три хрямка сожрал его живьем.