========== Линия обороны ==========

Энакин шёл по коридору, волоча за собой метлу. Этот скорбный путь он проделывал регулярно, потому что, по выражению Оби-Вана, у него то “лапы ломит, то хвост отваливается”. Что правда то правда.

— Когда-то я шёл дорогой профессионального спорта, — печально сказал он как-то Оби-Вану, — но потом мне метла попала в колено.

Оби-Ван с пониманием покивал и протянул ему бутылочку. В тот день травмированная нога ныла у Энакина особенно сильно, но после пары глотков из бутылочки всё как рукой сняло.

— Что это? — со смесью подозрения и восторга спросил он.

Оби-Ван пожал плечами.

— В жизни мракоборца всякое пригодится, — ответил он. — Я не всегда тут таких балбесов, как ты, учил защите от тёмных искусств.

Энакин с пониманием вздохнул. Он бы тоже с большим удовольствием сам продолжал играть в квиддич, а не учить ему балбесов, но не судьба.

— Жизнь жестока и несправедлива, — патетически провозгласил он и глотнул ещё.

Они-Ван из вежливости покивал, хотя он-то как раз был счастлив наконец сидеть в тепле и покое и нести свет знаний, хотя, чтобы его донести, иногда и приходилось стучать светочем прямо по нерадивым мозгам.

Вскоре Энакин стал приходить к нему “за бутылочкой” регулярно. Достопочтенный профессор зельеварения Палпатин был, безусловно, выдающимся мастером своего дела, но Энакин не мог больше слушать о “трагедии великого профессора Плэгаса”, наставника Палпатина, давно почившего при странных обстоятельствах. Профессор вспоминал своего покойного учителя по любому случаю и с умилением говорил Энакину: ты так напоминаешь мне его! Хотя Энакин видел портреты Плэгаса — нет, совсем не похож. А характер у него, по слухам, был наисквернейший.

— Оби-Ван, скажи честно, у меня плохой характер? — спросил Энакин с порога, поставив метлу у двери и упав в кресло.

Оби-Ван призадумался.

— Не настолько честно, — скептически заметил Энакин.

— Если не настолько, то вовсе нет, — ответил Оби-Ван.

Энакин хмыкнул. Оби-Ван улыбнулся, поставил перед ним на столик приготовленную чашку с чаем и капнул в неё зелья. Энакин взял чашку в руки, длинно выдохнул и с наслаждением вытянулся на кресле, откинув голову на спинку. Нигде, пожалуй, он не чувствовал себя так спокойно и хорошо, как здесь, с Оби-Ваном.

В тот же самый год, когда Оби-Ван занял свой пост преподавателя, Энакин вынужден был уйти из большого спорта. Во всех возрастных категориях он успел выиграть всё, что было возможно, побить все существовавшие рекорды среди охотников всех поколений, стать самым юным игроком, отобранным в элиту, произвести фурор в мире квиддича, вспыхнуть самой яркой его звездой, а потом — получить травму, несовместимую со спортивной карьерой, раньше, чем эта карьера достигла пика. Удача Энакина хранила его в этом чрезвычайно травмоопасном спорте много лет, но ей стоило покинуть его лишь один раз, чтобы вместе с ней он потерял всё. Загонщик соперника с огромной силой отбил в него бладжер, и Энакин, обычно легко уворачивавшийся от таких ударов, в тот раз не справился со своей скоростью и рухнул с высоты, захватив по пути ещё одного охотника из своей команды. Тот отделался лёгкими ушибами, упав сверху, а Энакин получил несколько тяжелейших переломов.

Энакин понял, что удача навсегда отвернулась от него, после третьей операции, когда кости снова срослись неправильно. Целители разводили руками. Энакин раз за разом терпел боль и требовал попытаться ещё раз, однако с каждым разом шансов становилось всё меньше. Всё, что могли сказать ему целители — такое случается, крайне редко, молодой человек, но вам не повезло. Иногда даже магическая медицина бессильна. Мы можем поставить вас на ноги, можем пойти на радикальные меры и заменить раздробленную ногу протезом, чтобы вам не пришлось до конца жизни испытывать боль, в обоих случаях вы даже сможете сесть на метлу, соблюдая осторожность, но вернуть вас в квиддич — выше наших сил. Энакин спорил и требовал оперировать снова. После четвёртой операции Главный целитель больницы Св. Мунго пришёл к нему в палату и сказал: на этом всё. Мне очень жаль. Больше никаких операций. Мы сделали всё, что могли. Смиритесь.

Энакин пережил несколько месяцев тяжёлого восстановления и не менее тяжёлой депрессии, после чего, ко всеобщему удивлению, устроился в Хогвартс тренировать новичков. Он обучал совсем ещё детей обращаться с метлой, тренировал ребят постарше, проводил матчи между командами факультетов, игравшими под руководством своих капитанов, как наблюдающий тренер и судья, и полностью отбирал, тренировал и вёл сборную Хогвартса, из которой игроки выходили в профессиональный спорт. Ему предлагали места в элитных клубах и даже место тренера сборной, но он отверг все предложения. Он возился с детьми и был доволен, насколько мог быть доволен человек его судьбы.

Оби-Ван успел послужить отечеству всеми силами, моральными и физическими, и практически все их сложить на его алтарь. Если Энакин скорбел по жизни, которой лишился, со всей её славой и буйством, соперничеством и сражениями, то Оби-Ван не знал ничего лучше своего тихого кабинета с видом на дубовую рощу и возможности каждое утро просыпаться в своей постели, в тишине и покое, и без необходимости сломя голову бежать навстречу опасности. Сражений ему хватило по горло.

Он был отличным мракоборцем — не лучшим, не выдающимся, не из тех, чьи имена остаются в учебниках истории, но из тех, чьё имя любой назовёт первым, когда нужно выбрать напарника для опасного дела. Из тех, кому поручат самое политически непростое задание, требующее навыков, выходящих за пределы обычных обязанностей мракоборцев. Коллеги дали Оби-Вану прозвище, которому он усмехался, но в душе позволял себе им гордиться: Переговорщик. Может быть Переговорщику и было место в учебниках истории, но точно не в новейшей. Такие, как он, заслуженное положение в обществе занимали лишь тогда, когда для общества дела, в которых они принимали участие, становились воспоминаниями, статьями в энциклопедиях. Но Оби-Ван не был честолюбив. Ему была присуща черта истинного мастера любого дела — способность испытывать удовлетворение от самой по себе хорошо сделанной работы, а не от признания её другими. И к моменту “выхода на пенсию” он знал, что может быть доволен своей карьерой. Он мог бы продолжать её, мог бы остаться внутри системы на иной должности, но Оби-Ван обладал ещё одной