нечего. После обеда мы с отцом и Василием ещё посидели в отцовском кабинете, пропустив по паре чарок калиновой настойки, поговорили о делах. Толкового управляющего в Александров отец нашёл, и в ожидании казённого заказа на винтовки для армии упор завод делал на карабины, револьверы и охотничьи ружья, а также на патроны к ним. Выделку патронов к винтовкам казна забрала себе полностью, но мы как-то не переживали — и заплатили нам за уступку привилегии и подготовку мастеров Воронежского казённого арсенала хорошо, и мороки нам теперь меньше. А карабины наши и без Ташлиной уходили неплохо, да и на отсутствие заказов на них мы совсем не жаловались.

Пока мы обсуждали дела оружейные, Варя успела обстоятельно поболтать о своём, о женском, с матушкой и Анной, Татьянке с Оленькой тоже досталось нашего внимания, пусть и не так много, как им того хотелось бы, так что к себе мы с супругой вернулись уже ближе к вечеру. Ужин после обильного обеда устроили скромный, зато с нескромным продолжением, затянувшимся на полночи. Ну а что вы хотите, дело молодое, полугода ещё со свадьбы не прошло.

В ожидании известий от Шаболдина я занялся составлением той самой пояснительной записки к своей диссертации, что должна была идти приложением к прошению. Ушло у меня на обе бумаги чуть более седмицы, и управившись с ними, я ненадолго задумался, отправлять ли их почтой или же отнести лично. Решил всё-таки, что лучше будет почтой — её надёжность, тем более, в пределах Москвы, сомнений не вызывала, а идти на приём к господину профессору Маевскому по вопросам более протокольным, нежели научным было бы в нынешнем моём положении невместно. Уж не знаю, случайно ли так совпало, или всё-таки моя отмеченность снова обернулась удачей, но прямо на следующий день после того, как пакет с прошением и запиской был отправлен в университет, мне позвонил старший губной пристав Шаболдин.

Я сразу пригласил Бориса Григорьевича на вечерний чай, и пристав, закончив со служебными делами, пришёл ко мне. Тому, что я не отослал Варю, когда мы сели говорить о деле, Шаболдин удивился, но, надо полагать, тут же сообразил, что это мой дом и мои правила, и раз уж я таким образом поступил, то так тому и быть.

— Дурацкая история, должен вам доложить, Алексей Филиппович, получилась, совершенно дурацкая, — сокрушался старший губной пристав. — Господин Ташлин вдруг поменял свои первоначальные показания и пояснил, что никуда он не уезжал, а слух о своём отъезде по служебным делам пустил, чтобы отсрочить выплату карточного долга. Вот он-то сам вора и застрелил, а не его супруга. Да и пристав тамошний Крамниц говорит, настолько всё очевидно было, что он с самого начала не поверил, будто это госпожа Ташлина с вором справилась.

— Что ж, всё, как я и предполагал, — с удовлетворением отметил я. Да, с рекламой своих карабинов через госпожу Ташлину я пролетел, но хоть подтверждение собственной правоты погрело душу. С паршивой овцы, как говорится…

— Всё, да не всё, — усмехнулся пристав.

— Это, простите, как? — не понял я.

— А так, Алексей Филиппович, что Крамниц уверен: пусть супруга Ташлина ни в кого не стреляла, но и сам Ташлин дома в ту ночь и правда не был, — выдал Шаболдин. Ну ничего себе поворот!

— Вот! — торжествовала Варя. — Я же говорила!

— А что, прошу прощения, вы говорили, Варвара Дмитриевна? — заинтересовался Борис Григорьевич.

— Что у Ташлиной был любовник! — выпалила Варвара. — И это именно он и стрелял!

— Ну, любовник или кто ещё, этого мы теперь не узнаем, — с лёгким сожалением сказал Шаболдин, однако признательный поклон в сторону моей супруги обозначил.

— Почему не узнаем?! — Варенька даже опешила.

— Так закрывать дело будут, — развёл пристав руками. — Вор убит, кто бы из находившихся в доме его ни застрелил, ничего это не меняет. Тем более, Ташлин сказал, что это он. Никаким иным имеющимся по делу сведениям слова Ташлина не противоречат, в доме, по словам того же Ташлина, ничего не пропало, то, что никуда он по служебной надобности не выезжал, установлено совершенно определённо, — вот, собственно, и всё.

— Но как же так?! — обиженно возмутилась Варенька. — Как же не выезжал никуда Ташлин, если этот ваш Крамниц уверен, что не было его дома?

— Не выезжал по службе, — уточнил Шаболдин. — А что там у него не по службе приключилось, того, боюсь, Крамниц узнать уже не сможет.

— И где же Ташлин служит? — похоже, я начал что-то соображать.

— В Палате государева двора, — без особой радости ответил пристав. Да уж, то ли не пожелало начальство этого Крамница тягаться с ведомством, управляющим царским имуществом, то ли Палата не захотела, чтобы публично склонялось имя не самого последнего её чиновника, то ли то и другое сразу.

— А вора, кстати, опознали? — я попытался зайти с другого конца.

— Пока нет, — недовольно буркнул Шаболдин.

Да уж, насколько я себе представлял, долго держать тело убитого вора на леднике прозекторской не будут. Изограф зарисует лицо и особые приметы на теле, по каковым потом его и опознают, если найдётся, кому. Тело же похоронят по-христиански, пусть и крайне скромно, да молиться священник будет за раба Божия, «имя же его Ты, Господи, веси».

Вот уж действительно, дурацкая история…

Глава 3. Наука и жизнь

Как известно, беседа с умным человеком всегда доставляет удовольствие, если, конечно, вы и сам не дурак. Даже в жарком споре друг с другом двое умных найдут для себя и пользу, и удовольствие. Да. Пользу от проверки своей позиции аргументами равноценного оппонента и удовольствие от выполняемых в полную силу умственных упражнений. А уж если до острой дискуссии дело не доходит, общение двух умных людей становится для обоих просто-таки настоящим праздником.

Вот такой праздник и устроили себе мы с профессором Маевским, засев за предварительное обсуждение моих тезисов перед их вынесением на рассмотрение учёного совета. Как разъяснил Михаил Адрианович, именно учёный совет факультета прикладной магии должен был решить, получит ли моя попытка внести вклад в науку одобрение и поддержку учёных мужей или же мне придётся напрягать разум целиком и полностью самостоятельно.

— И в чём будет заключаться таковая поддержка? — заинтересовался я.

— Сказать по чести, особо и ни в чём, — с усмешкой признал Маевский. — Назначат кого-то из профессоров куратором, тем и ограничатся.

— Уже хорошо, — согласился я. — Как сказал один не самый плохой человек, чтобы помочь, иной раз достаточно просто не мешать.

— Отлично! Отлично сказано! — обрадовался профессор. — Я обязательно запомню! А кто, кстати, порадовал вас этакой мудростью?

— Он не