Евгений Вальс Тот, кого называют моим именем

Макс забрался в кабину фуры, до боли сжимая нож в кармане куртки. Он спёр его в кафешке, поэтому им вряд ли можно порезаться, но воткнуть кому-то в бок однозначно получится. Если бы такой нож был у него раньше, не пришлось бы отбиваться ногами от жирдяя из грузовика, потом долго идти по трассе посреди осеннего леса и всё же тормознуть другую машину.

Этот мужик за баранкой хотя бы смотрит на него без мерзкой ухмылки и не облизывает губы, будто хочет его сожрать.

— Знаю я вас, подростков, — пробасил бородатый водитель рядом с Максом и уверенно крутанул руль влево. — У меня сын такой же. Тебе же лет тринадцать, не больше, вон даже усы ещё не проклюнулись.

Макс насупился. Он уже успел глянуть в зеркало, что висело в туалете на стоянке. Он едва себя узнал в тощем, высоком парне с постаревшим лицом. А грязные сосульки волос и тёмные тени вокруг глаз заставили Макса сморщится и отвернуться. Он спрашивал себя: как такое возможно, ведь вчера на торте было шесть свечей! Макс их точно посчитал, а значит, ему должно быть шесть лет! Макс шлёпнул себя ладонью по лбу: чёртов туман в голове. Макс никак не хотел верить, тому, что увидел в зеркале и словам водителя фуры. Не могло же ему внезапно стало тринадцать лет? Но, если это правда — куда делись семь?

В памяти всплыли только отголоски маминых слов. Она говорила, ему понравится в школе. Но Макс не очень-то в это верил. Он пытался вспомнить лицо мамы, но фура вывернула на широкую дорогу, отчего Макса припечатало к дверце. Водитель как ни в чём не бывало продолжал:

— Всё туда же: я уже взрослый, не лезьте в мою жизнь! А сам яичницу пожарить себе не может…

Как же он достал уже! Ну, хоть до села подбросит. Макс помнил название — Ральники. Водитель сказал, до него всего пятнадцать километров! Ага, как будто за углом. Они уже две деревни проехали, а села всё нет!

— Говоришь, сбежал, одумался и теперь решил вернуться? — мельком глянул на него водитель. — Вот это по-взрослому: признать, что ты был не прав, и извиниться. Я бы своего простил…

У Макса нестерпимо зачесалась нога под железным браслетом на щиколотке. Но он боялся, что, если пошевельнётся, обрывок цепи, приваренной к браслету, начнёт греметь. Кто поверит, что он не помнит, откуда эта железка взялась? Уже скоро он выйдет из машины и вдоволь начешется, а сейчас нельзя. Ещё не помешало бы помыться. От собственной вони его мутит всю дорогу. Когда же он мылся в последний раз? Туман! На все вопросы один ответ: туман! Может, он вовсе не сбегал от родителей. Но уж лучше рассказывать такую историю, чем о потере памяти.

Макса разморило в тёплой кабине, глаза начали слипаться, а пальцы окончательно расслабились, из них едва не выскользнул нож. Макс очнулся оттого, что водитель трясёт его за плечо.

— Вылезай, пацан! Твоё село.

Макс глянул в окно: в сплошном ряду высоких берёз виднелась прореха с узкой тропой. Он её не узнавал, но пришлось поверить на слово. Макс буркнул «спасибо» и выпрыгнул из кабины на асфальт.

Ну, если это его село, свой дом он точно найдёт! Макс наконец смог почесать ногу и затрусил по тропе мимо шелестящих деревьев в глубь осеннего леса. Обрывок цепи позвякивал в кроссовке, но Макс уже привык, хотя эта нога мёрзла сильнее. Как же здорово, что он спёр куртку, которую кто-то забыл на лавке у дорожного кафе! Сейчас бы замёрз до костей! Макс чувствовал, как в груди разливается тепло, и оправдал себя словами участкового дяди Миши: «Это смягчающие обстоятельства преступления».

Макс вспомнил, что дядя Миша жил в соседнем доме. У него была ещё дочь Ксюшка. Противная рыжая кривляка, которая жутко боялась гусей! Она ещё хвасталась своим механическим медведем. Он даже вспомнил, почему возмущался, когда мама заговорила про школу. Она сказала, что Макс пойдёт в один класс с Ксюшей!

***

Лес начал редеть. Между белых стволов проглянули шиферные крыши домов. Макс ускорился. У него словно крылья выросли за спиной или открылось второе дыхание, про которое говорил папа, когда они смотрели спортивные состязания по телеку. Папу он тоже помнил, но лишь обрывки фраз и нечёткий силуэт. Однако Макс не сомневался: он узнает родителей, когда увидит.

Память стала проступать сквозь туман. По этой улице они с папой возили воду в железной фляге. А вот и водонапорная башня! Здесь он однажды нашёл лягушку под листом подорожника.

Он точно вспомнил, где живёт! На «вкусной» улице: Грушовая, 17. Макс побежал к дому. Вон покосившаяся ограда бабы Кати. Он раньше не мог выговорить её отчество, но помнил — Викеньтевна. Мама почему-то запрещала с ней общаться, а Максу нравилось слушать её истории о злых человечках из горных пещер. Вон школа, куда Макс должен был пойти учиться. Может, и ходил, просто не помнит. Вон и огород, по которому бегала злобная собака участкового, а Макс кидал в неё снежки. Глупая была затея. Хорошо, дядя Миша вовремя вышел и оттащил пса, когда тот перемахнул через забор.

Макс замер. Клёны перед его домом заметно выросли, а рамы на окнах почему-то не жёлтые, а синие. Он точно помнил, что они были жёлтые! Он же сам выбирал цвет.

Макс осторожно зашагал к приоткрытой калитке. Сердце выскакивало из груди, тело покрылось неприятной испариной. По дорожке из красного кирпича Макс прошёл вдоль дома. Заглянул в окна, но сквозь занавески ничего не увидел. Свет горел только на кухне. Макс скинул на крыльце потёртые кроссовки, заправил как мог обрывок цепи за браслет, чтобы не гремела, и приоткрыл дверь. Прошагал по холодному скрипучему полу веранды. Нос учуял знакомый аромат, и рот мгновенно наполнился слюной: мама нажарила чебуреков. Макс встал у второй двери и принюхался. Как же хотелось поскорей вцепиться в горячий, сочный чебурек!

Сквозь дверь Макс услышал, что на кухне оживлённо говорят родители. Раздался ещё чей-то голос, неузнаваемый, как будто детский и жутко противный. Макс рванул на себя дверную ручку и перешагнул через порог.

Мама и папа сидели у окна за кухонным столом, привычно накрытым клеёнкой. Они повернули головы и вскочили со стульев. Макс рванулся к ним, но слова застряли у него в горле, словно он подавился тем самым чебуреком. Шар счастья, раздувшийся в груди, лопнул. За столом вместе с родителями сидел он — Макс! Только умытый и причёсанный и наверняка в тёплых носках.

— Папа, кто это? — писклявым голосом произнёс чистый Макс и ткнул пальцем в грязного и босого себя.

Родители растерянно раскрыли рты и завертели головами, глядя то на сына, то на его копию.

— Мама, это же я, — пробормотал Макс и задрожал.

Женщина с трудом выговорила его имя и побледнела, хватаясь за край