Бруссуев Александр. Другой путь Леннрота. Роман.

   Viam supervadet vadens.

   Дорогу осилит идущий.

   Древняя поговорка.

   Сколько б ни бродил, свет ни колесил,

   Сколько башмаков даром износил.

   Где бы ни встречал тех, кто просто так

   Задарма чинил башмаки бродяг.

   А мне с календарем крупно повезло,

   У бродяг всегда, представьте, красное число.

   Красен солнца диск на закате дня,

   Значит выходной, представьте, завтра у меня.

   Виталий Черницкий.

   Мерзость для праведников - человек неправедный,

   И мерзость для нечестивого - идущий прямым путем.

   Библия. Притчи. Притча 29 стих 27.

   Вступление

  Считается, что Элиас Леннрот, собиратель карельских рун, создатель эпоса "Калевала", в девятнадцатом веке совершил одиннадцать путешествий по Финляндии, Карелии, Ингерманландии, Мурманской и Архангельской областям. Конечно, это так. Иначе бы никто и никогда не узнал, что в памяти северных народов живут те же персонажи, что и в Библии. И даже именуются они почти также: Вяйне Мяйнен, он же Вяйне Мяйсен - Моиссей, мать Христа - Мария и другие.

  Но всегда у него было и другое путешествие, другая дорога, двенадцатая. Не обязательно она была хронологически связана с предыдущими экспедициями, или же последующими. Это был путь длиной в жизнь.

  Как говорили старики, "те, кто были рождены, обязательно помрут". У каждого свой век. У Леннрота он продлился восемьдесят два года. Тело его, тренированное и закаленное годами неспокойной жизни, вероятно, поизносилось, выработало свой ресурс. Разум, стойкий к невзгодам и притеснениям, не утратил способность логически мыслить и анализировать. Порой было стыдно за какие-то проявления темперамента, иногда не хотелось вспоминать о былых поступках, но совесть его, в общем-то, была чиста. А с чистой совестью и на тот свет не так страшно.

  Леннрот много, что знал о Манале1, также как и о том, что было, когда ничего не было. Так, во всяком случае, называли это разные попы и проповедники. Не пройдет и пятидесяти лет, как академик Вернадский создаст свою теорию о том "безвременьи", и почему мы, современники, можем черпать знания там, где, как бы, нельзя и там, где, как бы, пусто.

  Леннрот никому ничего не пытался доказать. За него доказывали другие: "Калевала" - авторский проект, придумка, творческая фантазия. Он знал, что спустя годы от его человечности не останется ровным счетом ничего. Будет лишь фамилия, да послужной список. Но ведь, в конце-то концов, он занимался этим не потому, что того требовало время или нужда. Леннрот выбрал свою дорогу. Так хотела его душа.

  Двенадцатое путешествие завершилось вместе с земным существованием. Это был совсем другой путь, нежели у всего человечества. Почти всего, за исключением единиц.

  Ну, да так, вероятно, и было написано у него на роду.

  Сколько б ни бродил, свет ни колесил,

  Все плащи-дожди на плечах носил.

  Где бы ни встречал тех, кто просто так

  Задарма всем пел лучше соловья.

  Где поставлю свой дом не решил пока.

  Только знаю, дом мой будет вовсе без замка.

  Будет в доме том полыхать очаг.

  Для бродяг все двери будут настежь у меня2.

  1. Юность

  Будущий систематизатор "Калевалы" родился в Саммати в 1802 году. В тот день в том месте родилось много младенцев, да все они выросли, оставив после себя только долги, либо наоборот - состояния. Но памяти всенародной никто не оставил. Дело, конечно, житейское.

  Элиас, когда чуть подрос и научился считать, обнаружил себя четвертым ребенком в семье портного. Читать и считать маленький Леннрот научился самостоятельно, ему едва исполнилось шесть лет, когда он по пальцам уточнил для всех портных в районе количественный состав семьи: папа, мама, я и семь братьев-сестер - все портные. Стало быть - нищие.

  Вероятно, люди в Саммати предпочитали ходить голыми, нежели сшить себе под заказ какое-нибудь платье, халат или набедренную повязку. Денег в семье не хватало катастрофически.

  "Мама, дай мне хлебушка покушать!" - спрашивал шестилетний Элиас.

  "Не дам!" - ласково отвечала мама.

  "Ну и ладно", - соглашался ребенок. - "Тогда вы знаете, где меня искать, если нужно будет, вдруг, срочно выполнять наш профессиональный заказ".

  После этого он с книжкой под мышкой забирался на дерево, чтобы никто не мешал, и погружался в мир сказок и приключений. К двенадцати годам, когда братство портных, наконец, разрешило ему пойти в школу, не осталось в округе дерева, где бы не посидел маленький Элиас с очередной своей книгой. Там, в сучьях и ветках, кстати, и яичницей можно было перекусить. Птицы юного портного ненавидели.

  Зато не было на юго-западе Финляндии книги, которой бы Леннрот не прочитал. Причем, так как шведов вокруг в те времена водилось в изобилии, он научился читать по-шведски. Русские тоже водились, но книги свои они тогда писали исключительно по-французски. На радость Наполеону, погрязшему в бонопартизме. Элиас с младых ногтей недолюбливал авторитаризм, вероятно, привыкнув на своих деревьях к уединению, поэтому к творчеству соотечественников Виктора Гюго никак не относился. Уж лучше - Гомер.

  Тогда - латынь. Именно на ней, почему-то, и встречался Гомер. Элиас увлекся стихами древнего и, как говорят, слепого эллина.

  Чтобы как-то не умереть с голоду, потому что дикие птицы, не в пример курицам, не неслись круглый год, Леннрот бродил по окрестным деревням, где собирал милостыню, лабал песни на кантеле, флейте или скрипке. Родители его к такому