- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (16) »
Во-первых, за это нагромождение, а во-вторых, за перерасход манной крупы.
А через какое-то время лед встал. И мы застряли, замерзли. Ни туда ни сюда. Уже полярная ночь, северное сияние над колпаком разливается. Звезды горят. Нам бы пора бананы жевать на юге, а мы выбраться из льдов не можем.
И вдруг помощь. И не ледокол, а мои медведи. Идут и грызут мерзлую манную кашу. Целые айсберги заглатывают!
В полтора дня все слопали, проход нам проели — плыви, ребята! Так я им на прощанье выдал еще по хорошему блину.
Понятно, что медведи мне на лапах на прощанье хором выражали благодарность. Они бы мне, может, и звание присвоили «Почетный полярник». Так это медведи. А начальство не белый медведь. Хотя блины и пельмени любит, а благодарности — никакой. Только выговор!
Но я говорю друзьям-поварам: не бойтесь выговоров. Потихоньку оставляйте на льду манную кашу или что-нибудь другое. На обратном пути может очень пригодиться.
* * *
Конечно, оплошности у меня тоже бывали. У какого кока их нет! Но тоже не без причины. Вот вам хотя бы один пример. Все знают, что Борщик умеет не только торчать у печи. А если надо, и мешки бросает, и канаты таскает, и палубу драит. А если придется, и судно ведет по первому классу. Кто в Индийском океане, когда в качку все лежали готовенькие, как кильки в томате, стоял на руле? А Борщик стоял. Стоял Борщик! И судно вел, и кормил! А тут — на тебе! Во время стоянки во Владивостоке вышел перед ужином на палубу с бачком, слить воду от макарон, и налетел на боцмана. Сидит на якоре и учит матроса Солнышкина морские узлы вязать. Я и спросил: — Вяжете? И получается? По-доброму спросил. А боцман в ответ: — У нас получается! Не то что у тебя! Да и на макаронах узлов не навяжешь! Меня задело. Я говорю: — Как это не навяжешь? Вытащил одну макаронину — связал узлом. Настоящим, флотским. Потом другую, третью. Провязал все макароны узлами. Полный бачок. Промыл, подал на обед. Команда в восторге. Все макароны в узлах, а узлы-то морские! Навалились, умяли, все до штучки. До последнего узелка. Ходят, от удовольствия пупки поглаживают. Я на радостях уснул хорошо. А утром проснулся — что такое? Напротив нас пароходов видимо-невидимо. И все на нас, разинув рот, глазеют. А к нам прижался санитарный катер. Тянут с него на борт шланги. Бегают по трапам санитары, на помпу наваливаются, качают. Что такое? А кто-то с соседнего судна кричит на другое: — Это команде «Даешь!» промывание желудков делают. Борщик свою команду морскими узелочками накормил. Крепенькими, не развязываются! Но ведь и тут не без пользы. Готовый рецепт: при сильном расстройстве вяжите макароны узлами. Только покрепче. Не пожалеете! И тут — ого-го! — как потянет! Леска зазвенела. Пароход задрожал. Тяну и чувствую: вот это рыба! Вот-вот сорвется! Светляки выпрыгивают, вспыхивают, судно то туда, то сюда. Подвел я рыбу поближе, ухватил за морду, тащу и прикидываю: «Ну уж эту зафарширую, уж эту намариную!» Вывалилась команда, шумит. Довольна! Только, непонятно с чего, подлетает ко мне боцман, кричит: — Ты что это тащишь, Борщик? — Р-р-рыбу! — говорю. — Наж-жарю на всю команду! — Какую рыбу! — кричит. — Да еще, наверное, чистить и мариновать собираешься. Это же подводная лодка. Дело международным скандалом пахнет! — Ну да?! — Да ты посмотри! Выпустил я рыбу — вижу: и в самом деле подводная лодка. Открылся люк, высунулся из него капитан. Ругается, охает. Я стою и думаю: «Что же вы ругаетесь! Лучше боцману скажите спасибо. А то без него завтра утром в маринаде бы плавали!» Вот ведь какие штучки бывают! И честное слово, в этом случае я ни капли не обиделся, когда доктор Челкашкин похлопал меня по плечу и сказал: — Пора, Борщик, надевать очки. Конечно, возможно, ничего страшного не произошло бы, если бы мы эту лодку съели под маринадом. Под разными маринадами мы и не такое ели. Но очки надевать пора. А иначе с такими ошибками в людоеды угодишь! И я ничего не сказал. А что тут скажешь? Всё правда! Выйдешь после такой ошибки на палубу и вдруг услышишь: — А, это тот самый Борщик, который мариновал лодку и морячками закусывал? Нет, не надо! У хорошего повара должна быть чистая совесть и чистое хорошее настроение. Хорошее настроение любому повару просто необходимо. Браться за приготовление пищи надо только с хорошим настроением, даже если жаришь самую простую яичницу. Иначе она от злости может так заляпать веснушками физиономию — скребком не отскребешь. А бывает и того хуже. Помню, в Индийском океане, при полном штиле, готовил я команде плов. Отличный, должен сказать, плов. Уже морковочку с луком нашинковал и обжарил, рис промыл, баранину подрумянил… И тут, как назло, заглянул на камбуз старпом, стал давать указания, горелые сухари припомнил. Сообщил, что без премии оставит. Все доброе настроение через трубу выскочило. Бегаю по кухне с ножом, успокоиться не могу. Взорваться готов. Так и кажется, вокруг грозой пахнет. И вдруг вижу: в самом деле, влетает в иллюминатор светящийся шар, потрескивает и направляется ко мне. Шаровая молния. Стою я ни жив ни мертв и жду: сейчас подлетит, шарахнет в лоб и — привет милой бабушке! Хорошо, что в этот момент от плова уже вкусно пахнуло. Прошла она надо мной, зарулила к котлу, повисела, будто понюхала, — и плюхнулась вниз, в самую гущу. Плов тут же закипел, забулькал. Я его подхватил и на стол. Все так и навалились, умолотили. И на тебе! — ни с того ни с сего ругаться и ссориться начали! Бегают, ругаются и потрескивают. А у одной дневальной волосы торчком встали, нос вытянулся, покраснел, и сама, как шаровая молния, носится с тряпкой в руках по коридору, на всех злится, искрами так и сыплет. До сих пор не вылечилась. Попадись ей под руку — тряпкой, а то и щеткой вмиг схлопочешь. И в глазах у нее шаровая молния прыгает. И совсем другое дело — хорошее настроение. Поешь — и борщ вроде бы в котле поет. Цыплята жарятся — тоже поют. И вилки, кажется, поют, и поварешки подпевают. И все неживое живым становится. И наверное, вся команда «Даешь!» помнит исключительный случай. Купил я в Сингапуре электрического пингвина. С музыкой внутри и с подогревом. Я все люблю с подогревом. Стоял он у меня в углу на камбузе. Стоял, стоял. И вдруг я заметил, что он под мои песни шевелиться и разгуливать начал. Особенно в качку. Чем песня душевней, тем он отзывчивей! А тут, помню, варил я флотский компот из абрикосов с дерева, которое еще мой дед посадил. Это еще до рыбьего жира было. Варю и напеваю! И вижу, то ли на песню, то ли на запахи — дело-то ведь было в Антарктиде — стали- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (16) »