в перерывах выходила на балкон в рубашке и кричала: «Эти зеленые листья, как морские волны, здесь так свежо, так свежо, я хочу оттолкнуться ногами и нырнуть, а потом плыть и плыть». Паша пугался и нервничал, прогонял ее с балкона, а она заливалась звонким смехом и опять принималась за работу. Как Ван Гог из окна спальни однажды нарисовал вымышленную звездную ночь, так и Женя нарисовала звездное небо, утопающий в зелени московский двор, который можно было разглядеть со старого, неостекленного балкона. Эту картину она продавать не стала, а подарила ее Паше.

«Ван Гог говорил, что ему достаточно творчества и природы. А мне этого недостаточно. Мне нужно тепло. Твое тепло. Я хочу его нащупать, оно светится. Так ярко, я не могу смотреть. Мы просто в одной из квантовых вселенных. Если вдруг окажешься в другой, меня там можешь и не встретить, но что-то обязательно проникнет туда, пространства не стерильны, и будет напоминать тебе обо мне. Там наверняка будет закат и жизнелюбивые картины Ренуара. Ренуар там обязательно будет. Вспоминай обо мне.

Послушай, это звезды шепчут. Посмотри, как пульсирует вселенная. Как дышит широкими ноздрями небосвод. Он выдохнул нас с тобой вместе с космической пылью и заглотнет обратно. Любовь может стать чем-то более материальным, а может и не стать. Она может разлиться во времени, а может сжаться, как ртутный шарик. Но от этого она не перестает. Она след или шрам. Она путь».

***

Но их история закончилась, как закончилось и это невероятное московское лето. Одно из немногих, потому что молодость, разве много бывает? Паша сошелся с коллегой по работе – в быту одному скучно, нужные бытовые отношения, и Катя для них отлично подходила – спокойна и предсказуема, а главное, очень любила заботиться о комфорте Паши и, к счастью, была далека от творческой среды. А судьба Жени сделала необычный крюк и забросила ее в хранимую богом (или забытую? Ведь бог испытывает) Швейцарию, на свадьбу к подруге. Но обратно в Москву она не вернулась – эта поездка обернулась встречей с одним французским предпринимателем, на девять лет старше ее, который по-отечески ей умилялся и внушал авторитет своей солидностью и практическим складом ума. Он всегда улыбался себе под нос и любовался ею, когда она рисовала и ее лицо принимало задумчивое выражение. Да и сама Женька с ним успокоилась, и как сказала ее мама, наконец-то угомонилась, и теперь рисует умиротворяющие швейцарские пейзажи, и лишь иногда обращается она в своих работах к образу родной столицы, в которой сплелось все – и грусть, и гнетущая тоска, и трудно осознаваемая ноющая боль и самое безмерное, глубокое счастье.

Москва 2022