способной к действию среды, советское диссидентство смогло стать лишь духовной оппозицией режиму. Тоталитаризм совершенно не подвержен реформирующему, тем более революционному воздействию извне, он может только сам, изнутри начать собственное разрушение. Так и случилось: создание политической оппозиции в СССР интеллигенции было разрешено…

Революция в августе 1991 года дает выход из заколдованного круга русской истории и одновременно кладет конец самостоятельному, деструктивному существованию русской интеллигенции. Сама эта революция противостоит многим типическим чертам русского интеллигентского радикализма: она впервые — государственна, впервые — национальна, ибо отстаивает Российское государство как непреходящую общенациональную ценность, не сравнимую ни с политическими, ни с этническими идеями, она впервые — общенародна, нераздельна по социальному или интеллектуальному признаку, в ней уже нет интеллигенции, в ней есть противники и неучастники, но в ней нет «идейного ядра»; она впервые лишена богоборческих эмоций, требующих царства Божия на Земле; утверждая нормальную свободу, она ясно видит абсолютные ценности человеческой жизни, через которые переступить невозможно…

У «Белого дома» России есть памятник 1905 году. У его подножия сохранена брусчатка, из коей тогда, несомненно, строили баррикады. В августе 1991 года из той же брусчатки строились новые баррикады. Преемственность неистребима и важна, но важно и другое: закончившееся противостояние интеллигенции миру должно воплотиться в лично ответственное строительство мира. От несвободы — к свободе. От интеллигенции — к каждому человеку.