вращаются отрицательные заряды электричества, так называемые электроны. Они крутятся очень быстро и потому, вовлеченные в это вращение, не притягиваются к ядру. Не напоминает ли вам что-нибудь это ядро с электронами, мчащимися вокруг него?

– Зе-землю…

– Скорее Солнце, молодой товарищ. Солнце, наименьшую солнечную систему. И нам удалось не только представить себе эти новые солнечные системы – атомы, но и измерить, исчислить их. Известны вес, размеры и заряды электронов и ядра, начерчена орбита движения электронов. Но все же науке, с присущей ей откровенностью и скромностью, – тут голос профессора зазвучал трогательно и грустно, – приходится признать, что она не сумела извлечь почти никакой практической выгоды из своих знаний о строении атома. Я и мои помощники, среди них и ваш квартирант, решили продолжать работы некоторых ученых прошлого в этом практическом направлении. Журавлев под моим руководством кое-чего добился, и мне было бы досадно видеть эту работу незавершенной…

– Ну спасибо, признал, – сказал о себе незнакомец и еще веселее, чем прежде, запел: – Тара-тара-тири…

– Да, мне досадно было бы видеть ее незавершенной, – повторил голос профессора. – Дело в том, что Журавлев воспользовался одним моим опытом, который заключался в том, что…

«Пошел врать», – подумал незнакомец и с внезапно усталым видом снял наушники. Однако голоса не исчезли, а зазвучали еще громче.

– Что за р-радио, р-рак ему так! – удивленно сказал незнакомец и вышел из-за мачты.

Прямо перед ним, вырисовываясь четкими силуэтами на прозрачном небе, стояли три фигуры – хозяйка, ее сын и профессор. Стояли и смотрели на него широко раскрытыми от удивления глазами.

Глава вторая, где компания чуть не распадается в связи с разногласиями принципиального характера

Молчание было прервано сразу с трех сторон.

– Дорогой ученик!..

– Дмитрий Феоктистович!..

– Вот так ловко!.. – воскликнули одновременно, но с разной степенью воодушевления, профессор, соседка и Борис.

– Эх я, куриная родня! – громко вздохнул на это Дмитрий Феоктистович, но, приподняв с изысканной вежливостью шляпу, уселся на тюк сена и устало сказал: – Ну, здравствуйте, чем могу служить?

– Ах, дорогой Дмитрий Феоктистович, – радостно приближаясь и хватая Журавлева за руку, заговорила соседка – маленькая круглая женщина, – как вы сюда попали? Если бы вы знали, как взволновало нас, особенно профессора, ваше исчезновение…

– Действительно, дорогой ученик, – подхватил профессор, – если бы вы только знали!.. – и продолговатое лицо его с вытянутым носом легавой собаки приняло любезносмущенное выражение.

Журавлев медленно и внимательно осмотрел всех троих, затем внезапно вскочил, побежал за тюки и через несколько секунд вернулся, держа в руке чемоданчик.

– Итак, – сказал он торжественно, но постепенно загораясь гневом, – дорогой учитель и вы, Мария Григорьевна, я вправду не знал, как взволновал вас мой отъезд, и не ожидал встретиться здесь, на пароходе. Поэтому позвольте и мне, в свою очередь, поинтересоваться, выражаясь научным языком, проблемой вашего здесь пребывания… три тысячи резонаторов!..

– Счастливое совпадение, счастливое стечение… – заговорил был профессор, но его перебил Борис, который покраснел во все свое открытое веснушчатое лицо шестнадцатилетнего взрослого и вмешался в разговор.

– Дмитрий Феоктистович, – сказал он напряженным голосом, – это погоня, и виноват я. Это я разболтал маме, а потом и товарищу профессору, что вы собирались лететь за границу через Турцию. Вы сами мне говорили об этом два года назад. Но все же, – задиристо продолжал он, – я себя виновным считать не могу. Профессор сказал, что вам может грозить опасность, и я решил, что смогу помочь отыскать вас.

– Напрасно, Борис, – уже успокоившись, совсем мягко сказал Журавлев, – я бы сам лучше всех справился. Но, раз мы уже встретились, могу сообщить, что лететь за границу я в самом деле собирался через Турцию, страну, ближе других подошедшую к восстанию против Штатов. Месяца два назад мне сообщили об исследованиях в области расщепления атома, которые тайно проводятся в Новой Зеландии. Вы, дорогой учитель, – промолвил он с выразительной насмешкой, – прекрасно знаете, что эта тема меня интересует. Вот почему мы попали сегодня на борт нашего почтенного пароходика: я – из любопытства научного, вы, – и он поклонился, – из любопытства к моей персоне.

– Но, Дмитрий Феоктистович… – запротестовал профессор.

– Ладно, ладно, – перебил его, вдруг раздражаясь, Журавлев, – об этом мы поговорим после… дрритль-фиртль, а я после перелета устал, как физиологический кролик, – пойду вздремну. Борис, подай мне чемоданчик, – и он быстро сбежал вниз, размахивая балахоном, как крыльями.

Мария Григорьевна, взволнованная таким невежливым исчезновением своего соседа, почувствовала головную боль и с заплаканным лицом также сошла вниз.

Профессор остался один.

Оглянувшись и быстро перебежав палубу, он снял цилиндр, делавший его высокую, сухую фигуру еще более сухой и высокой. Убедившись еще раз, что вокруг никого не видно, он отстегнул твердое, оклеенное материей дно цилиндра. Под этим замаскированным кружком показался ряд ячеек наподобие пчелиных сот. В каждой ячейке были аккуратно разложены различные металлические и фарфоровые инструменты.

Профессор сгорбился, медленно подошел к стальному тросу, крепившему мачту к палубе и, проведя под цилиндром тонкую проволоку, прикрепил ее к тросу. Затем сел на бочонок, стоявший рядом, внимательно наклонил лицо к цилиндру и сунул в него руку. Со стороны можно было подумать, что он латает подкладку, на самом же деле он установил наисовременнейшую тайную передаточную радиостанцию, запустив простой пружинный механизм, соединенный с миниатюрной динамкой, подключил динамку к трансформатору и тихим, но отчетливым шепотом заговорил в скрытую в цилиндре трубку:

– 739? 739. Мельбурн, Крепость. Полковнику Вивичу. Говорит прожектор. Журавлев летит через Константинополь. Раскиньте сетку. Срочно!..

А тем временем внизу, в углу общей каюты, шла оживленная беседа между Журавлевым и Борисом.

– Ты, дорогой мой, дурак, хоть и хороший парень, – говорил Журавлев Борису, – ну разве не понятно, что этот самый мой «дорогой учитель» – хитрая полудохлая сколопендра, которая хочет выудить у меня мое изобретение? Ты только дай мне слово, настоящее честное слово комсомольца и будущего изобретателя, что всякие наши разговоры не просочатся за пределы твоей черепной коробки. Тогда я тебе кое-что расскажу, тогда, брат, мы с тобой заключим настоящий союз. Ну, даешь слово?

– Даю, –