протянул сперва нерешительно Борис, потом встряхнул упрямой головой и, твердо сказав еще раз: – Даю слово, – протянул руку.

– Ну ладно, крысенок, – ласково сказал Журавлев и засмеялся.

Он смеялся добродушно, мягко и очень заразительно. Крепкие белые зубы жизнерадостно и ярко скрашивали его загорелое и всегда ворчливое лицо. Борис посмотрел на него, смутился, тоже засмеялся и приготовился слушать.

– Дело в том, – продолжал Журавлев, – что разговор, который я с грацией грузового автомобиля пытался поймать по радио в двух шагах от меня, – крраб ему в карман! – имеет интересную предысторию. Профессор прав. Атом действительно напоминает солнечную систему. Но хуже всего в этом сходстве то, что до сих пор эти атомы остаются так же прочны, как и наш вертящийся мир. Ни Земля, ни Марс, ни Венера, ни другие товарищи из небесной карусели, несмотря на большую силу притяжения, не падают на Солнце, потому что сила вращения миллиарды лет гонит их по одним и тем же орбитам. Но эта огромная сила вращения не так уж велика, чтобы позволить любой из планет сойти с круговых рельс Солнечной системы и, вырвавшись, помчаться в мировое пространство. Нет, брат, Солнечная система уравновешена и живет по расписанию. Почти так же обстоит дело и с атомами.

– Что значит «почти»? – спросил Борис.

– Это «почти», – продолжал Журавлев, взяв Бориса за пуговицу, – и есть та самая щелка, через которую мы одним глазом подсмотрели, что там внутри такого-растакого атома делается.

– Ну! – сказал нетерпеливо Борис.

– Тпру!.. – засмеялся Журавлев. – Не подгоняй меня. Профессор упоминал о радии. И радий, и еще несколько элементов с очень большим атомным весом: уран, торий, нитон^[1] и т. д. имеют в своих ядрах очень много зарядов: радий – 88, а уран – самый тяжелый элемент – 92 заряда. И вот оказалось, что эти атомы с большим числом зарядов не очень-то устойчивы…

– Они распадаются!

– Тютелька в тютельку, парень, именно так: рас-па-да-ются. Один из англичан, Крукс, ухитрился даже увидеть это. Он поместил в стеклянную трубочку пластинку, покрытую каким-то соединением, которое начинало светиться, когда на нее попадали лучи радия. И в увеличительное стекло он увидел отдельные искры, отскакивавшие после того, как кусочки атомов радия ударяли в пластинку.

– Что же это за кусочки?

– Этими кусочками были ядра атома гелия, так называемые ядра-лучи. Они вылетали из радия. Количество зарядов в ядре атомов радия уменьшилось на число зарядов ядра гелия, то есть на два. Вместо радия возник новый элемент с числом зарядов 86 – газ нитон. Но беда, дорогой мой, – сказал Журавлев, – состоит в том, что такой распад бывает только у очень тяжелых элементов, и происходит он очень и очень медленно!..

– Так что же, – немного сердито перебил Борис, – значит, вы хотите разрушить материю, что ли?..

– Нет, мой дорогой, – ответил, увлекаясь, Журавлев, – наша задача заключается не в том, чтобы разрушить эту самую систему, – это только предпосылка, – а в том, чтобы, разрушая, добыть неисчерпаемые источники энергии из глубин самой материи, запрячь эти силы для нужд человека. Ведь количество энергии в этих системах, вращающихся с невероятной скоростью, так велико, что если нам удастся ее добыть, вся погоня за энергией, за углем, нефтью, ветром, паром, солнцем, чертом в ступе – все это забудется за год. В технике произойдет величайшая из революций.

Уже четверть века ученые бьются над секретом получения энергии из атома, над тайной расщепления материи. Еще четверть века назад английский ученый Резерфорд бомбардировал газ азот лучами радия. И что же оказалось? Оказалось, что ядра азота не выдержали этой бомбардировки. Сила, с которой лучи радия ударяли в азот, была так велика, что из ядра азота вылетал соответствующий заряд, который являлся атомом водорода.

Значит, дорогой мой, нам надо каким-то образом выбить атом из равновесия. И здорово выбить, чтобы не дать ему опомниться, чтобы заставить его распасться.

А для того, чтобы вывести атом из равновесия, самое главное – это пробить броню вертящихся электронов, выстрелить зарядом по ядру и тем самым вырвать из ядра такое количество необходимой энергии, что заставит распасться остальные части атома.

Профессор хочет использовать для этого так называемое излучение Милликена, потоки энергии из неизвестных нам источников мирового пространства. Действительно, кое-какие лучи имеют такую грандиозную пробивную силу, что могут лупить через космическое пространство по нашей Земле. Но поймать эти лучи за хвост профессору до сих пор не посчастливилось, хотя он и прибег для этого к очень интересным фокусам, которые принесли ему славу и много хлопот. Я признаю за этими опытами большое научное значение, но сам иду другим путем.

– Каким? – перебил взмокший от усталости Борис.

– Не спеши, сынок, – медленно ответил Журавлев, – не лезь поперед батька в пекло… Знаешь ли ты, что такое промышленная физика? Что такое заводы-лаборатории, где процесс исследования – производство? Нет, дорогой, не знаешь. А это, уважаемый друг, путь, на котором и настоящие ученые не очень-то ищут, зато находить могут и лентяи средних способностей. Я работал на таком заводе над изоляторами для токов высшего напряжения, и тогда-то, брат, после долгих сомнений и опытов я решил, что мы не будем бомбить атом лучами с небес, а выставим против него электротехнику.

Будет время, я расскажу тебе, как я работал над снарядом, который должен пробить броню упрямейшего из моих знакомцев – треклятого атома. Сейчас я могу только сказать, что снарядик у меня получился, хотя работы я еще не закончил. И – трри тысячи чертей и один громкоговоритель! – сведения о моем снарядике неизвестными путями проникли за границу. Три дня назад мне прислали предупреждение – либо продай изобретение, либо сообщи свой адрес в московский крематорий, не забыв написать завещание в пользу троюродной бабушки.

Ну, мне ни то, ни это не нравится. Я предпочитаю твое общество и веселенькую возможность повоевать и с атомами, и с вислоухими иностранцами. А кроме того – и это главное – мне позарез нужно съездить, как говорили десять лет назад, в заграничную командировку. У этих капиталистических каналий в Новой Зеландии есть замечательные заводики, где изготавливают неимоверно стойкие изоляторы. И я во что бы то ни стало должен похитить секрет их изготовления. Не то проклятые буржуи (он сделал ударение на «и») могут опередить меня – чтобы им подавиться разбитой лампой! – на пороге успеха. Так я очутился на этом пароходике. Вот тебе, вкратце, и вся история.

– А эти трое граждан? – с гневом воскликнул Борис.

– А трое посетителей,