грех силой благочестия и благоразумия, захотел избавить и паству от зла и заразы»¹².

Их убеждение в благодатности для Церкви императорской власти разделяли и Римские папы, которых по личным качествам и твердом следовании учению о главенстве кафедры святого Петра в церковной иерархии совершенно невозможно заподозрить в сиюминутной конъюнктуре.

Так, Римский епископ Агафон (678–681) обращается в своем письме к императору св. Константину IV: «Ваша императорская власть печется и старается тщательно исследовать истину неповрежденной веры, как она предана от Апостолов и апостольских отцов, и имеет сильнейшее желание видеть во всех церквах сохранение истинного предания. Пусть ваше поставленное от Бога величество внимательно рассмотрит оком внутреннего рассуждения, которое удостоилось при свете благодати Божией прозирать нужды христианских народов: кому из этих учителей должен следовать христианский народ, которого из них учения принять, чтобы получить спасение. Мы уверены, что совершение этого дела Всемогущий Бог предоставил вашей кротости, дабы, заступая на земле место и ревность самого Господа нашего Иисуса Христа, удостоившего венчать вашу власть, вы произнесли справедливый суд за Евангельскую и Апостольскую истину»¹³.

Более того, апостолик считал величайшей радостью, что император исследует вопросы веры. «Предвидится надежда на получение всяких благ, — писал он царю, — в виду того, что ваше императорское величество с верою исследует и с живостью желает обнять истинное исповедание Того, Которым оно венчано и поставлено над людьми для спасительного ими управления, исповедание Ему приятнее всех даров»¹⁴.

Его скорый преемник папа Лев II (682–683) излагал аналогичные по духе и букве суждения: «Соборным решением и голосом императорского эдикта, как обоюдоострым мечом духа, уничтожено вместе с древними ересями и заблуждение нового безобразия и низвергнуты виновники лжи вместе со своим богохульством». Гимном царской власти звучат слова этого апостолика, который был убежден, что «христианнейший из царей при содействии Божьей благодати», «отложивши на время свое царское достоинство, пожелал причислить себя к обществу иереев ради ревности к Богу» и обсуждать с ними богословские проблемы¹⁵.

При всем величии и значимости императорской деятельности по организации и проведению Вселенских Соборов, это, однако, лишь малая толика их заботы о Церкви. Действия императорской власти обуславливались стремлением обеспечить Церковь от посягательств как вовне, так и изнутри в текущем режиме. Для чего, как минимум, необходимо было сопрягать и другие царские акты с содержанием церковного учения, христианскими традициями и Священным Преданием. Например, когда император св. Юстиниан Великий своим законом определял иерархию церковных кафедр, он без сомнения исходил из того убеждения, что именно Римская церковь сохранила в чистоте и неизменности учение Христа и Его Апостолов. Как следствие, в 131‑й новелле (545 г.) василевс писал: «Основываясь на правилах Святых Соборов, определяем святейшему епископу древнего Рима быть первым пред всеми, а блаженнейшему епископу Константинополя, нового Рима, занимать второе место после престола древнего Рима и быть выше всех прочих». Следом по очереди шли патриархи Александрии, Антиохии и Иерусалима.

Участие царя в делах Церкви, как «власть имеющего», прекрасно иллюстрирует, например, утверждение им вновь назначенных лиц на патриаршие кафедры. Уже св. Юстиниан Великий определил, что все патриархи подлежат утверждению императором после их избрания, не исключая, конечно, и Римского понтифика. В противном случае они подлежали лишению сана, как незаконно избранные¹⁶.

Переходя от примера к примеру, обратим внимание на особенность законодательной техники времен Византийской империи. Дело в том, что практически каждый закон императора сопровождался развернутой преамбулой, в которой не только объяснились мотивы и цели его издания, но и содержались ссылки на Священное Писание и идею справедливости, содержащуюся в христианском вероучении.

Хрестоматийный пример явил, в частности, император Роман I Лакапин (919–944), принявший закон о защите бедняков против земельной аристократии («властителей»). Содержание его настолько возвышенно, что нельзя не привести его максимально полно.

«Есть люди, — повествует император, — которые заботятся только о земных благах и временном благополучии, отказываясь таким образом от прав на небесные награды и забывая о дне Судном. Такие люди — причина всех бедствий… Но за бедных вступается Сам Господь. Если же Сам Бог, возведший нас на царство, восстает на отмщение убогих, то как можем мы пренебречь своим долгом или вконец позабыть о своей обязанности, когда именно от одних очей царских бедняк ждет себе здесь утешения. Мы постановляем это не из ненависти к сильным, — продолжает василевс, — но из благорасположения к бедным, ради защиты и ради общего блага. Ибо те, которые получили от Бога власть и возвысились славою и богатством вместо того, чтобы взять на себя попечение о бедных, смотрят на них как на свою добычу»¹⁷.

Далее царь напомнил «властителям», некогда посредством спекуляции землей поднявшихся в элитарные круги византийского общества, что помимо земных благ существует еще и Суд Христов. «Есть люди, которые по рождению принадлежат к сословию бедных, но по милости Божественного Промысла из своей более скромной доли поднялись наверх и достигли лучшего положения в жизни. Мы считаем справедливым, чтобы они оставались при том наследстве и владении, которое им сначала досталось. Они не должны, преступая мерку своего первоначального состояния, являться причиной бедствий своих соседей, отнимая у них разбойнически имущество. Скорее таким беднякам, поднявшимся наверх, следовало бы, памятуя особенную к ним милость Божию, оказывать благорасположение к своим односельчанам и, имея в виду неизвестность будущего, а также неизбежность Страшного суда, не превращать имущества ближних в предмет хищничества»¹⁸.

Не менее яркий пример явил император св. Никифор Фока (963–969). В 964 г. он издал новеллу относительно монастырского имущества и констатировал многочисленные факты уклонения монахов от своего высокого духовного предназначения, которые посчитал необходимым срочно и решительно устранить.

«Не каждый ли час они (монахи. — А.В.) стараются приобретать тысячи десятин земли, строят великолепные здания, разводят бесконечные табуны лошадей, стада волов, верблюдов и другого скота, обращая на это всю заботу своей души, так что монашеский