остаться», — услышал Персиваль голос Агмаила, доступный на этот раз только ему.

***

Когда остальные Рыцари покинули галерею, Персиваль обратился к Агмаилу:

— Спасибо, мой Бог.

— Эти слова — вовсе не то, ради чего ты желал задержаться, — с улыбкой ответил Агмаил, подойдя к широкому окну галереи. — Мне ведомы твои тревоги, но злоупотреблять своей властью над разумами людей я больше не намерен.

«Больше», — заметил Персиваль в мыслях.

— Вы сказали, что управление эффектом Зормильтона — Мацело — это сила Эйонгмера, — сказал Персиваль, встав рядом с Агмаилом. — Значит ли это, что Эйонгмер — один из нас?

Сверкающие фиолетовыми искрами глаза прищурились в улыбке.

— Я знал, что ты заметишь этот намёк, друг мой, — ответил Бог Разума. — Да, всё верно. Эйонгмером станет один из вас, но кто именно — известно пока лишь мне.

— Выходит, эта роль заготовлена одному из нас с рождения? — предположил Персиваль, оценив вероятность верности своего суждения как близкую к ста процентам.

— Ещё до рождения, — Агмаил взглянул через стекло вдаль, на искрящуюся гладь океана. — Я спланировал появление Эйонгмера вскоре после того, как мы с ним возвели Кубус. Очень уместно будет отметить, что сила, которой ты отныне наделён, в своё время послужила орудием создания этого великолепного мира. Эйонгмер дал мне возведение Кубуса как проверку — способен ли я на большее, чем обычный человек того времени.

— Серанэт рассказал мне не так много о вашем прошлом, как мне хотелось бы знать, — Персиваль поднял ладонь, и в облаке тумана появилась ручка, которой он ловко крутанул в пальцах. — Я был бы благодарен, если бы вы поделились со мной своими воспоминаниями.

Взгляд фиолетовых глаз встретился со взглядом Персиваля, окатив того волной тревоги.

— А ты определился, что будешь делать с этим знанием? — неожиданно строго спросил Агмаил. — Это вовсе не та информация, которая поможет в борьбе с Атексетами, это память о той тьме и тех подлостях, которые творили люди на Ренектише не против общего врага — а друг против друга. Допустим, я покажу тебе свои воспоминания. Но будет ли тебе от них польза, не окажутся ли они очередной жертвой запретов на задворках твоего сознания?

«Вам больно об этом вспоминать», — короткая цепочка озарила Персиваля вполне определённым ответом.

— Вы всё правильно поняли, — взгляд Агмаила потускнел. — Не каждое решение на моём пути я принял верно, и не всё, что я любил, я сумел уберечь. Я обещаю поделиться с тобой своей памятью, Персиваль Алери — но лишь после того, как ты точно решишь для себя, что в тебе хватит безрассудства делать ставки столь же высокие, что делали Боги-Основатели в тёмные времена. Всю вашу жизнь я учил вас, как уберечься от тех ошибок, что оставляют неизлечимые шрамы, и если ты будешь следовать моему учению — избежишь моей судьбы. Моя память, Персиваль — это не щит для твоей души. Это всего лишь возможность впервые ранить её тогда, когда ты больше всего к этому готов.

Персиваль переломил в пальцах ручку, и она тут же рассыпалась на сверкающую пыль, а та превратилась в воздух.

— Тот, с кем вы поделитесь воспоминаниями, и станет Эйонгмером?

— Да, друг мой. Таков путь Зодчего Вселенной.

***

После получения звания Железного Рыцаря и силы Эйонгмера Лориан ушёл из обители Агмаила полным внутренних противоречий. Он ясно понимал, что все Рыцари догадались — легендарным Эйонгмером, Зодчим Вселенной, станет один из них. Скорее всего, кто-то особенный, кто отличается от остальных качеством, определяющим для судьбы Айлинерона. Но каким качеством?

Самым необычным из Рыцарей, очевидно, был сам Лориан. Появившись буквально из ниоткуда, он за год прошёл полный курс обучения Рыцаря и безупречно сдал экзамен на пилотирование Истребителем. Однако, если закрыть глаза на его историю, Лориан оказывался самым заурядным из всех шестидесяти человек, что стояли перед Богом Разума сегодня.

И кое-что ещё беспокоило Лориана ещё с того дня, как внезапно пропал Персиваль. Его битва с Тормонами закончилась в тот момент, когда появился Агмаил — и изгнанные существа, не видевшие солнечного света, склонились перед ним, испугались его. Вряд ли они обладали нейрами, технологией, которая даже людям на Дне была доступна лишь немногим — значит, они боятся Агмаила в таком виде, каков он есть: они боятся Бога Разума. И это могло означать лишь одно: у них была на то веская причина.

Двери Храма Шарка были закрыты — начало службы было ещё не скоро. Вспомнив тот день, когда Агмаил показал ему технические уровни, Лориан сосредоточился, и двери растворились в воздухе, пропустив новоиспечённого Рыцаря — а потом вернулись в первозданном виде. Лориан проследовал до чёрной тумбы у основания статуи Первого Наблы, догадываясь, что Агмаил не случайно касался её, открывая проход. Теперь, когда он мог чувствовать мир вокруг себя, он уловил, что внутри тумбы располагался рычаг — и с нажатием рычага статуя пришла в движение.

С каждым шагом по первому коридору технического уровня Лориан всё больше чувствовал незримое присутствие Тормонов: лёгкое движение воздуха, упавший с уступа обломок — теперь ничто не ускользало от его внимания. Лориан чувствовал страх, и вместе с ним — полную безопасность: сила Эйонгмера позволит если и не отбиться от противников, так хотя бы сотворить метапластовый щит вокруг, где можно будет передохнуть и позвать на помощь. Второй вариант Лориана не очень устраивал, но он держал его в голове на случай, если всё станет слишком плохо. И тут Лориан добрался до зала.

Этот зал явно отличался от тех, в которых он уже бывал — стены тут были словно декорированы примитивной мозаикой, а пол уже не представлял собой металлическую решётку, а был гладким, как полированный мрамор. А потолок…

Лориан едва не вскрикнул, когда поднял взгляд: в потолок, раскинувшая конечности, была вмурована каменная фигура человека. Лицо его было искажено гримасой боли, а руки, сжатые в кулаки, будто силились оторваться от поверхности за спиной. Придя в себя, Лориан понял, что не имеет ни малейшей догадки, что это может значить. Казалось очевидным, что это дело рук Агмаила — но ради чего ему было создавать подобное? И… настоящий ли это человек?

Лориан почувствовал Тормонов, и по зову воли вокруг него появился стеклянный барьер, мигом покрывшийся испариной. Спустя минуту стекло прояснилось, и Лориан увидел их — стоящих по краю зала негустой толпой, и все они смотрели прямо на него. Рыцарь поднял раскрытые ладони, показывая иллюзорную безоружность. Тормоны зашептались на неизвестном наречии. Один из них вышел вперёд, подняв