меня вдруг все окружающие стали верить…

‑ Ты превратился в святого? ‑ закончил  занего Бог трудное признание в высоком статусе.

‑ Да, ‑ облегченно и даже почти радостно сказал Макурин, ‑ снимите с меня, пожалуйста эту… ‑ он замялся, не зная, как ее охарактеризовать. Потом робко предположил: ‑ должность?

Бог к этой крохотной просьбе отнесся холодно.

‑ Не имею никакого желания чего‑то снимать, сам это, в общем‑то, ничего не навешивая, ‑ сказал он, ‑ ты хоть понимаешь, что такое святость?

Андрей, понимая, что влез в сферу очень деликатных отношений и его Всемогущий повелитель точно может рассердиться, и тогда ему так или иначе может нехорошо перепасть по шее, осторожно ответил:

‑ Святость – это для меня, прежде всего, быть добрым христианином, соблюдать моральные нормы человеческих приличий, быть приличным семьянином, патриотом и честным российским поданным.

Макурин остановился, судорожно подыскивая, не просмотрел ли чего. Нет, кажется, основные черты назвал. А если и опустил чего, то извините, не ходячий умный ноутбук, не сказал сразу. Он молча посмотрел на Господа, мол, я все. Что мог, то произнес, а больше и не знаю ничего.

Бог тоже помолчал, давая еще сказать. Не дождался, Макурин говорил очень аккуратно, понимая, что лучше не все договорить, чем ляпнуть невзначай. У него здесь, если что, кроме земного пути, есть еще две дороги – в ад и рай. И он хорошо помнил, что благими намерениями выстлана как раз дорога в страшный ад.

‑ Что же, это черты доброго среднего христианина, ‑ сказал в ответ Бог, ‑ так можно честно прожить недолгую жизнь, а потом на другом свете отдыхая в раю. И все же, Андрюшенька, а почему ты стал святым, а не другой хотя бы россиянин. Если ты не отличаешься от остальных православных, то и в остальном тоже не можешь быть, а?

‑ Не знаю, ‑ недоуменно пожал Макурин. Он действительно не знал и даже не предполагал ни чуточку.

‑ Случайным образом? ‑ предположил Андрей Георгиевич, ‑ методом отбора  случайных чисел?

Сказал и сразу понял ‑  не то ляпнул. Не зря в народе говорят, что молчание золото. Бог с разочарованием вздохнул, еще раз попытался подвигнуть собеседника:

‑ Вот смотри, гигантское большинство населения, миллионы, а потом уже и миллиарды никогда здесь не были и не будут. Многие простачки даже не верят в меня, ругая и сквернословя в мой адрес до той поры, когда не умрут и не окажутся передо мной на том, то есть сейчас в данном случае, на этом свете. А ты почему‑то уже второй раз здесь оказываешься. Почему?

Действительно, почему, смазливая мордочка, поди, понравилась?

Нет, не надо так думать, здесь все мысли как на виду, мысли конструктивно, рискни! А что делать, раз не получается быть белым пушистым зверьком, наверное, поняли уже каким, будем тяжелым танком.

‑ Если так, то остается только один вариант – у меня есть такая характерная черта, которой нет у других, ‑ предположил Макурин и замолчал, ожидая реакцию Бога – позитивную или негативную. С его‑то возможностями, да чего угодно!

‑ Ну, наконец‑то, ты начал думать, а не пытаться угадать мои мысли. Ты, Андрюша, в своем роде уникум, таких среди людей не больше  пяти – шести, а среди вообще разумных существ – не больше десятка.

‑ Да?! ‑ искренне удивился Андрей Георгиевич. Это, пожалуй, была искренняя и «звучная» его эмоция на Небе и Бог даже причмокнул от удовольствия, сказав:

‑ Вот теперь у тебя пошла такая яркая и красочная аура, что просто не воскликнешь! Ладно. Я ведь уже пытался тебе сказать, сейчас скажу прямо. Вся история и человечества и всей Вселенной мне уже известна с того времени, когда я появился. И я ее как бы переживаю вновь, словно смотрю второй раз один и тот же фильм.

М‑да. С другой стороны, жизнь ведь это не фильм, она гораздо сложнее и многообразнее. Судьбу несколько существ, в  том числе и мою, я никак не вижу. Из людей на сегодняшний день проживающих земную жизнь, я не могу прочитать только у тебя. Понял,  чадушко? ‑ Бог ласково посмотрел на него.

‑ М‑м‑м, это хорошо или плохо? ‑ решил рискнуть Макурин, кляня свое гремучее любопытство.

‑ Это не хорошо и не плохо, ‑ равнодушно ответил Бог, ‑ ты ведь есть, значит, зачем‑то существуешь?

Что же, в мире наличествует еще один Бог, такой же, как минимум, могущественный и сильный, раз его собеседник так говорит?

Макурин попытался спросить, но Бог, видя по ауре мысли собеседника, опередил его:

‑ Ты куда‑то не туда помыслил, дитя мое.   Бог только один и это Я. Оговорюсь сразу, что б не было недоразумений – я всемогущ и силен, я все знаю и все могу. Но в том‑то и вся проблема. Когда я Святой Дух, я знаю все и вся.  Но тогда я не человек в широком смысле слова. И стремлюсь не делать ничего, потому как уже понял, ничего из этого хорошего не получается.

Но когда принимаю человеческий облик, то имеющейся мощности моей головы  информационных каналов уже не хватает. И потому я не знаю, что я же сделал. Я уже отправил импульс по поводу тебя. И он, конечно же, придет с ответом… через пару тысяч лет, когда ты уже давно закончишь свое земное существование будешь в раю и займешь подобающее тебе место святого. Понял ли?

‑ Понял, Господь, ‑ пристыжено ответил Макурин.

‑ И кстати, на данный момент я не могу тебе сказать, как и когда ты стал святым и почему ты уже  два раза живым попал на небо. Это совсем не означает о моей слабости, а только лишь о других вселенских масштабах. Смирись с этим!

Бог по‑доброму посмотрел на него, кивнув напоследок, и Андрей Георгиевич снова оказался в своей комнате, в покоях в Зимнем дворце, дарованных ему императором Николаем I. Около него хлопотала милая, родная жена и ему было так приятно и расслаблено. Земная жизнь его все еще идет и Господь подтвердил, что он все делает правильно.

Ура!