Сотников Борис Иванович
Неделя Хозяина

Неделя хозяина

(повесть из сборника "Запретные повести")

П О Н Е Д Е Л Ь Н И К

Сельское хозяйство в его области было величиною с государство Израиль — целых 9 районов-Палестин! И в каждом — всё, как положено: свой райсовет и райком с привычным сквериком и бронзовым памятником Ленину, своя газета и своё большое начальство. Власть этого начальства простиралась на все колхозы и совхозы, маленькие заводы и фабрики, на всё живое и неподвижное, что административно входило в район и подчинялось ему. Там же, где границы районов кончались, были пропаханы полосы, как у пограничников. Назывались эти видимые глазу символы конца власти "межами". За "межой" начиналась власть другого областного начальства, соседнего — там могли дышать по-другому, их дело. А над всеми этими, взятыми вместе, как колосья в один сноп, высился ОН. Перевясло от этого снопа зажато было в его пролетарской руке. Захочет — затянет потуже, чтоб и дохнуть было нечем. Насладится — чуть приотпустит, чтобы не задохнулись.

Они называли его простым и коротким словом — так принято — Хозяин. Потому что его власть над ними — границ не имела. И дышали у него в районах все одинаково — в партийный унисон. Остального он не знал да и не хотел знать — зачем? Не дело Короля изучать своих подданных, пусть они изучают его привычки. А порядки и привычки он уже выработал — интересные порядки. И привычки тоже. И говорил смачно: "гэкая", да ещё и на "суржике" — смесь "базарного" русского с украинским.

Хозяина пытались обмануть, где только можно, но и боялись до неприличной медвежьей болезни и старались угодить. Не угодишь — пиши пропало. Хозяин в очередной свой наезд остановит на меже "Волгу", высунет в форточку руку и, словно создатель римского Колизея император Тит Флавий, оттопырит большой палец вниз, к земле. И всё, можно считать, что после этого карьера твоя окончена, хотя ты и не гладиатор.

Палец вниз означает: пристраивайся на своём "газике" в конец колонны сопровождающих и следуй до тех пор, пока Хозяин будет осматривать твой район. А после осмотра, ты уже не начальник — никто. На такой случай и любимое изречение есть: "Головы знимать будим!" Пусть и не римское оно, и не древнее, но тоже краткое и очень понятное славянской голове — вторая не вырастет, значит беречь надо ту, которая есть. Вот почему на межах районов всегда всматривались вдаль, как древнерусские передовые посты в половцев на горизонте. Ждали появления чёрной лакированной "Волги". Ждали с трепетом, часами — не дай Бог прозеваешь! Хуже пожара это, хуже угона в Орду! А потому брали с собой в дорогу дары: еду и термоса с чаем. Любил Хозяин помариновать людей на меже. А тут ещё область наградили орденом в прошлом году. Получил и Хозяин свою долю — Героя за труд, несмотря на то, что его область не выполняла госплана уже много лет и до него, и при нём. Тем не менее, со звездой Героя Социалистического Труда на груди Хозяин сделался ещё важнее: настоящий начхальник. Боже сохрани, если какой непорядок! Так начнёт "шокать" и "гэкать", что позавидуешь родовым схваткам — не боль.

Если же Хозяин слегка кивнёт тебе и ткнёт большим пальцем в сторону сиденья за своей государственной спиной, считай себя спасённым, быстренько ныряй туда и замирай с окаменевшей улыбкой. Ты пока остаёшься маленьким Хозяином, и районом своим править будешь.

В этот раз на меже страдал Горяной — 4 часа прождали, а Хозяина всё не было. 3 "газика" — его, председателя райсовета и председателя колхоза "Заря коммунизма" — стояли один за другим чуть в стороне от дороги и покрывались пылью. Поодаль от них высился грузовик. Там сидела районная сошка помельче — тоже вглядывались вдаль. У них там в кузове ящик с коньяком, свеже зажаренной поросятиной, индюками, яблоками и пивом. За 30 километров везли с собой на межу. Вдруг Хозяин чего возжелает! Можно мигом сообразить. Ну, а если не возжелает, они сами после съедят, не гордые — только бы пронесло…

Стал накрапывать дождик. Погода портилась, а не уйдёшь. В тучах на востоке была щель, и в эту щель слабо сочился свет тусклого дня. По большим листьям пыльных лопухов покатилась грязными слезами дождевая вода — копилась в венчиках лужицами местной скорби. Отовсюду запахло сырым лугом, былым детством. Но дождь тут же перестал, и сделалось душно опять, как при крупном начальстве.

Горяной, высокий грузный мужчина в зелёной велюровой шляпе и в сером длинном плаще, обкурился уже и не чувствовал вкуса поросятины, ломтик которой поднёс ему кто-то из внимательной сошки. Да он и не посмотрел — кто, а только вглядывался в петляющую по жёлтой степи дорогу. Чёрной знакомой "Волги" всё не было, а партийный страх у Горяного был. В прошлый свой наезд Хозяин, кажется, остался им недоволен, хмурился. А чего — непонятно. Вроде бы, сделали всё, что в силах. Ну, да настроений Хозяина не угадать — не докладывает.

— Едут! Едут… — прокричал кто-то из кузова грузовика. И Горяной, так и не доев поросятины, швырнул её в кусты и торопливо вытер носовым платком жирные губы и руку.

"Волга" была новой, лучшей в области. И шофёр был лучший в области — вёл машину плавно, на хорошей скорости. Знал все дороги, и умел молчать. Молчать он умел и после работы: ещё не было случая, чтобы через него просочилось куда-нибудь виденное им или услышанное. А наслушался и насмотрелся он тут всякого. Значит, соображал, что к чему.

Соображал и Хозяин. 8 предшественников было у него в этом южном городе. И каждый оставил по себе память. Один был арестован в 37-м: враг народа. Другой оказался мошенником и застрелился, боясь разоблачения. Что-то делали, совершали и остальные. Хозяин не помнил теперь что` — других забот достаточно. Знал только, что предпоследний из его предшественников стал послом где-то на острове. А последний, униженный кабаном Никитой, взлетел с помощью своего земляка-"Бровеносца" снова.

Хозяин же решил увековечить память о себе по-другому. Приказал выстроить новый обком. Да такой, чтобы второго такого не было больше нигде — дворец, какого не видали даже в Орде.

Выстроили. Не здание — монумент на века. Хозяин любил масштабность — чтобы всё крупно, добротно. Кабинет проектировали ему специально — 20 метров в длину. Пока пройдёт посетитель эти метры, оробеет и будет подготовлен к встрече, если не с самим Богом, то уж, во всяком случае, не с простым смертным — голова сама втянется в плечи, и станет человек меньше ростом, проникшись уважением и страхом к значительности восседающего за далёким дубовым столом. Стол этот собирали в кабинете по частям, потому что был это не стол — футбольное поле на