- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Инна Фидянина Стихи о Писателях и Творцах
1. Стихи о Писателях
Поэты людям не пишут
Я знаю, поэты людям не пишут, потому что поэты выше, выше людей! Но иногда без страстей живут и поэты, умирая за это. Если ты меня никогда не увидишь и ртом не надышишь моё возрождение, знай, что каждое воскресенье я сама воскресаю, к тебе прилетаю и спрашиваю: «Как дышишь?» Меня ты не слышишь, занят чем-то серьёзным, а я о звёздах хотела поговорить. Ну ладно, не буду тебя будить.
Душа поэта
Ничего не понимая, ветер носится за мной! Эх, была бы я живая, то попёрлась б за тобой и сказала: «Бесконечность — это лишь твоя душа!» Ты ответишь: «Как же вечность?»
Запиши мои слова под диктовку, нашепчу я буйных тысячу стихов! Счастье — это делать что-то. Я мертва, но ты готов на планетище весёлой воевать и танцевать. Милый мой сегодня болен? Ну лежи, нельзя вставать. Поцелую, улечу я, а мой муж допишет стих, он живой, его волнует на земле ваш каждый чих. Встанет он и повоюет, а в бою слова, слова! Щёки приставы надуют.
Всё прощай! И я ушла: полетела снова, снова собирать небесну пыль… Моё имя было Слово, нынче же — бумажный Вихрь. А на свете горе, беды, развесёлые стихи, и любимые мужчины как-то глупо полегли.
Лучше б ты не читала
Не читала б я книжек, не стала бы я поэтом: не ходила б тогда за летом, а ходила лишь за зимою и во все двери стучалась: кто-нибудь да откроет. Откроет и в дом запустит, накормит и больше не пустит во все двери стучаться, а позовёт венчаться. Счастливое было б время, если бы ты не читала, а детей нарожала и считала у мужа зарплату, ставила на его пиджаке заплату, да говорила подружкам: — У меня есть пивная кружка прямо из Чехии!
Вот так веха за вехою и катилась б моя история, если б я не читала Толстого, Чехова и Ахматову. А теперь вся душа в заплатах и больное, разбитое сердце. Выросли дети без детства, без детства пошли в институт. Они там, а я тут. Мои дети книг не читают, потому что кое-что знают: нет поэтам на земле места, поэт — ни жена, ни невеста, поэт — вечное одиночество. Так зачем себе портить отрочество?
Войны сей, войны все и поэты
Войны катились войнами, а мы учили добру. Войны. Поэты не воины, поэтов поберегут. Сила мужицкая, сила! К поэтам она не шла. Бабья краса. Это было? Поэтесса, как тень из сна. Войны, войны и войны! Поэты же учат добру. Я родилась поэтом. Вот, сижу, себя берегу. А вокруг бесконечное горе. Я ж упорно пишу про добро. На воле, в тюрьме и в поле я твержу: «Мне не всё равно!»
Лист бумажный исписан. Вдовы слёзы устали стирать. Я стихи несу тем, кто выжил: «Возьмите исчёрканную тетрадь.» Листочки сложат живые, мёртвых схоронят опять, прочтут стихи над могилой, стихи тех, кто устал их слагать в тиши чужих чемоданов, в гуле лихих поездов. Память. Вечная память. И море, море цветов несут почему-то поэтам — не героям всех этих войн. Я устала писать в это лето. Поговорим потом.
Видимо, фантастам так лучше
Думал ли ты об этом, каким вдохновенным бредом врывается в мозг тоска! Одиночество. И глаза не пропускают мимо всё, что в них заходило. Книжные переплёты, ядерные бои, пехоту прохожих спешащих, котов на диванах лежащих, сов Гарри Потера, орков, троллей и хоббитов.
Ах, гениального мальчика поманит редактор пальчиком: «Пиши свой роман, я его подороже продам!» Ты к этому привыкаешь, к спешке, к деньгам. А знаешь, мы с тобой очень похожи.
Я поэтесса, ты тоже болен безумной идеей: — Я ничего не успею, старость уже стучится, роман ещё не случился, она голой по кухне не ходит. «Он блинов моих больше не просит.» Мы выбрали жизнь свою сами: короткими волосами думать о длинном пути в одиночестве. Не подходи!
Ах, зачем поэтам лето
Потекло по жилам лето это, это, это, это, это… Петербург недолго плакал: всё заплакал, плакал, плакал. А я ёкала по ёлкам и иголкам колким, колким сахалинским, непутёвым сплошь корявым, нездоровым. Вот и всё, я тут иль тута, а просту-просту-простуда навалилась Петроградом, Ленинградом, самокатом покатилось по дорогам. Ветер воет. Как убого прислонился август к ветке.
— Детка, детка, детка, детка, это город одинокий. Он сгребёт свои «сугробы», и завалит твои песни сумасбродны, интересны. — Ах, зачем поэтам лето это, это, это, это? И зачем поэтам город, тот который спорит, спорит? — Спи спокойно, детка, детка. Город — призрак, город — клетка распахнет свои ворота: «Здравствуй, Инна! Кто ты, кто ты?»
Я и мои читатели
Если б читателей я выбирала, я б, наверное, горя не знала, не знала горя людского, я б сказала: читай меня, море! И горы меня читайте, хвалебные песни слагайте и обо мне не думайте плохо! Ведь стихи собирала по крохам: с подберёзовиками, с морошкой, клала в большое лукошко да к себе домой уносила, а дома за стол садилась и писала, писала, писала.
Но очень уставшая мама: — Чего тебе было мало, зачем ты к людям полезла, скажи-ка, доню? Ну честно! «Не знаю, — отвечу маме. — Читателей не выбирают. Вот если б я их выбирала, я б никогда не писала, а собирала морошку, окучивала картошку.» В ответ улыбнулась мама: — О дочке такой лишь мечтала!
Если нам рты завяжут
Мы стихи писать не перестанем, пока есть мел и забор. Перед нами хоть дверь закройте! Но есть столб, есть листок. Конечно, сегодня не модно на заборах писать стихи, но если нам рты завяжут, то мы это возродим.
Листовка — это так просто, это бумага и стих. А если бумаги не будет, то мы её изобретём: берестяные свитки, пергаментные слова.
Я знаю, ты злишься, начальник, ведь муза не умерла. Она умирать не умеет, она будет рождаться вновь. Эх ты, маленький тролльчик, булавкой стирающий кровь с моей стареющей кожи. Да, может быть, я мертва. Но муза, она всех больше, муза всегда
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »