мощными челюстями, с хрустом перекусывая плетёную лозу санок. Разгребал и откидывал ненужное, добираясь до вкусной человечины, упакованной в цветастую сложность узоров халата ─ для зверюги раздражающую обёртку, которую он нещадно рвал в клочья. Судя по размеру песчаного монстра, жизнь у него была долгой и иногда преподносила возможность покромсать человеческую плоть, навсегда превратив в людоеда. Обильная вонючая слюна изливалась на песок. Глаза на затылке прицельно рассматривали жертву, выглядывая из морщинистых кожных мешков, приноравливаясь, где бы отхватить кусок побольше. Дракон увидел голые ноги, торчащие из-под халата, раздробил кость, разодрал икроножную мышцу. Вдруг, чего-то испугавшись, ороговевший изверг схватил вырванный лоскут мяса и исчез за барханом.

Авада приходила в себя несколько раз после болевого шока, даже сумела добыть огонь с помощью огнива из трухи сухой ветки.

Прижгла рану, кровь запеклась, но истерзанная, будто распиленная, нога накапливала скрытые гнойники. Пересохшие губы шуршали, как мамина чешуя. Авада не хотела умирать в пустыне и к оазису уже не хотела. Увидеть бы маму и поиграть с сёстрами, а ещё напиться воды и искупаться в пещерном ручье…

Умерла Авада быстро и тихо. Впервые улыбка надолго застыла на лице, и оно оказалось прекрасным. Прежде чем успели налететь на бездыханное тело грифы-падальщики, прибежать пауки и многоножки, к недвижной девушке подползла изящная змея с грациозно посаженной на длиннющий хвост человеческой головой в обрамлении чёрных кудрей. Озабоченное выражение женского лица у монстра- змеи, будто светилось грустным смирением. Немигающие глаза уставились на бескровное лицо погибшей дочери. Обвив мёртвое тело кольцами, змея боком, словно, поплыла по песку. Судя по бережной осторожности в движениях, она уносила с собой драгоценную ношу.

***

─ Очнулась наконец-то. Слава силам небесным и твоей покровительнице маме — змее!

Вот ты меня прирезала, а я не озлобился. Наоборот, любуюсь тобой, ибо юна ты и лунолика. Не введи шайтан во искушение блудного джинна! Ибо, теперь я сотворён не из огня и дыма перевоплощений, а из плоти бренной.

Будучи в теле дряхлом, и душа моя казалась слаба и трухлява. От того грешен был. Таскал вампирам на прикорм новую юную кровь.

Правда, иногда смягчался сердцем, возвращал в поселения сморщенных телом, павших духом и сдвинутых умом людишек. Приумножая порченое племя человекообразных.

А ты стойкая оказалась, но коварная не в меру. Принимаешь доброту не во благо, а как угрозу. Догадалась небось, кто я? Кто опять тебя спасает? Всё, всё, не зыркай, девонька. Молчу, молчу.

Авада обнаружила себя возлежащей на бархатном ложе царственного вида и размера. Шатёр, сотканный из козьей шерсти, походил на покои богатого кочевника. Кругом блестело, пестрело от обилия украшательств в вычурном убранстве, от сияния лучистых арабесок на валиках и подушках, расшитых золотой и серебряной нитью.

Ничего не понимающая девушка, приподнялась на локтях, с трудом уселась, опираясь спиной на помпезное изголовье. Откинув с себя леопардовую шкуру, испуганно ахнула: повреждённая нога в месте укуса зияла корявой выболевшей ямой. Сознание окунулось в ад воспоминаний. Девушка снова почувствовала, как вгрызался в тело дракон пустыни и как безропотно она умирала. Ум её был истерзан не менее тела и отказывался понимать, кто этот нарядный говорун перед ней, похожий на сказочного Аладдина с книжных страниц.

В полуобморочных воспоминаниях пригрезилась пещера, книги, мама — человек, читающая вслух. А потом, вдруг оказалось, что рядом извивалась мама- змея.

И привиделась маленькая девочка, при факельном освещении старательно складывающая слоги в арабском письме. Похоже, после смерти Авада очнулась в путаной сказке из своих сновидений. Вспомнилось об оазисе с сочной, не пыльной зеленью, где легко дышалось и искрились радугой водные фонтаны.

─ Как тебе великолепие моего шатра? ─ продолжал пытать Аваду вопросами не знакомый Аладдин. ─ Сейчас, пребывая в молодом теле, я более вольно рассуждаю о роскошествах. ─ Джин — оборотень многозначительно взглянул на девушку. Заметив её замешательство и обидную отчуждённость, высокомерно изрёк: ─ Думаю, все эти пухлые подушки и ковры, услада для мягкого места, для удобства задницы. Мечта богатеев, а мне богатство напоказ не очень- то и надо. Повидал таких в разных племенах и сообществах. Я не такой, я… мыслитель, ты должна знать…, что всё это для тебя и …

─Не хочу знать, ─ перебила слабым голосом Авада. ─ Вижу, что язык твой из черепа на пробежку выскочил. Не слов жду, а другой жизни.

─ Я дарю тебе жизнь второй раз, ─ изменился в лице джинн и с мольбой посмотрел на девушку.

─ Джинн, твой подарок ─ как слепленная из дерьма кукла. Форма та же, а играть противно.

─ Что ты хочешь? ─ Возмущённый ухажёр заорал так, что ветер засвистел у Авады в ушах. ─ Неблагодарная! Я помолодел ради тебя, а если джинн изменяет свой возраст, то лишается могущества. Отныне я смогу исполнить лишь одно твоё желание и надеюсь, что оно совпадёт с моим. После… окажусь смертным.

Немного помолчав, наклонился к девушке и доверительным тоном прошептал: ─ Долго грешил ради тебя, ждал, пока вырастешь. Раньше всё мог и умел, исполнял любые желания, но влюбить в себя земную деву… Нету у джиннов такой силы. И не прервать мне это проклятие без тебя.

─ Желание, говоришь? ─ встрепенулась Авада. Она хитро прищурилась в задумчивости притихла. Потом, вдруг решительно заговорила ледяным тоном.

Но одно условие: исполнишь сразу моё желание, как прошепчу тебе на ухо свою волю.

─ Обмануть задумала? Сжалься надо мной, ─ джинн упал на колени перед ложем, где возвышалась в подушках капризная дева. Тихо взмолился: ─ Полюби меня, загадай любовь.

─ Ну хорошо, ─ неожиданно скоро согласилась Авада и позвала ласкающим голосом с явно фальшивой интонацией. ─ Иди ко мне, я подчинюсь.

Джинн не заставил долго ждать, мечтая о юном теле под своими руками, робком и покладистом, трепетном и знойном. Он был готов гладить, льстить, умолять, осыпать апельсиновым цветом.

А ей хотелось пнуть его голую задницу. Дрожащие нетерпением полные губы казались у него глупо выпяченными, они лоснились, слипались и разлипались, обмусоливая её рот.

Девушку обуяла паника, чувство тошноты переполняло. Обнажённая, она почувствовала себя опасно обезоруженной, её бёдра напряглись, сжимаясь в замок отказа.

Внезапно Авада отрешилась от реальности и улетела туда, в скрытый мир пещеры. Где страх переродился в непонятное совпадение ощущений ─ смесь демонической жути и