двух-трех повторов достигал такого совершенства, будто в течение многих лет только и делал, что гонял мяч и упражнялся в изысканных подсечках.

Результаты собственной тренировки вызывали недоверие и самого Лупеску. Все чаще он бросал быстрый, изучающий взгляд на обоих стариков, но не мог заметить и намека издевки или усмешки на их лицах. Наоборот, оба наблюдали за успехами своего любимца с напряженным вниманием.

— На первый раз хватит, — раздался крик Лупеску, — теперь потренируемся все вместе!

Футболисты отправились на поле, однако парень стоял не двигаясь.

— Что теперь мы будем делать, — спросил он, — я не понял вас, дело в том, что мои уши чрезвычайно чувствительны.

Лупеску развернулся на все сто восемьдесят градусов. Его веки дрожали, кадык заходил вверх-вниз.

— Мы хотим вместе потренироваться, — произнес он спокойно, с трудом совладав собой.

Ян Штайн кивнул. Музыкальный тон, издаваемый Лупеску, удовлетворил его. Правда, он не заметил, как за его спиной тренер сплюнул от злости и вытворил носком ботинка что-то немыслимое, словно втаптывал в землю камешек.

Парень встал в строй четвертым.

— Ваш шеф — Бланко, — сказал Лупеску, — он попытается за вами следить, так что предохраняйтесь.

Ян Штайн удивился:

— «Следить» — это что, имеется в виду слежка за преступником, а «предохраняться» — это что, в смысле противозачаточного?

— Чего-чего? — Лупеску искоса взглянул на него. — Одного здесь уже, кажется, зачали, ха-ха-ха! — Он потянулся, кинул энергичный взгляд на часы и приказал: — Итак, будем серьезнее. Бланко наблюдает за вами, он должен помешать вам бить по мячу — отбирать у вас мяч, переигрывать вас, ясно? Ну, вы сейчас сами все увидите. — Он подозвал Бланко: — Покажи, что я имею в виду. Только никаких грубых выходок.

В воскресенье игра на первенство.

Ян Штайн обращался с мячом еще совсем неумело. Часто неверно реагировал, пропускал передачи в центр поля, и казалось, его выручает лишь тренированное тело. Из-за его неудачных выпадов Лупеску недовольно мотал головой и сердито бормотал что-то себе под нос. Но мало-помалу новичок приноровился. Все чаще и чаще ему удавались сложные маневры, тренеру нравилась неубывающая сила, с которой он бьет по мячу.

— Извините, что я вас прерываю, — обратился вдруг к Лупеску отец Яна. — Но было бы хорошо, если бы вы дали сыну некоторые технические указания.

У Лупеску с языка чуть не сорвалась резкость, только какой ему смысл отстаивать сейчас свою компетенцию? Ян Штайн не член спортивного общества, не член его команды. Он может покинуть поле, когда ему взбредет в голову, и уйти, не попрощавшись. При не совсем обычных от-ношениях этой троицы все возможно, и он не хотел рисковать. Кое-что в игре Яна раздражало тренера. Но подсознательно он угадывал в этом неумелом, а с другой стороны, производящем необычное впечатление парне спасительную соломинку для команды.

— Вы, наверное, правы, — ответил он старику, — надо устроить перерыв, игроки устали.

— Я не говорю о перерыве, — успокоил его тот, — пусть остальные продолжают игру. Или вы всегда тренируетесь не больше двадцати минут?

Лупеску показалось, что в словах Янова отца проскользнула ирония. Но его открытая улыбка подействовала на тренера умиротворяюще. Ведь на самом деле ничего не случилось страшного.

— Нет, нет, — вывернулся он, — я подумал: раз за плечами вашего сына десятитысячный пробег… Мои ребята, конечно, дольше тренируются.

В привычной для него манере он заорал через поле:

— Товарищ Штайн, подойдите, пожалуйста, ко мне! Другие продолжают, только более интенсивно!

Штайн подошел к тренеру. Тот положил руку ему на плечо и дружелюбно указал на некоторые оплошности.

— Четверть часа мы тренировали основные элементы, потом последует заключительная тренировка. Или для вас это слишком много, вы устали?

Штайн помотал головой:

— Почему же? Для меня представляют трудность лишь некоторые неизвестные факторы, которыми я овладею только с помощью опыта.

Лупеску кивнул. Можно выразить это и такими словами.

На заключительной тренировке Лупеску был Штайном более чем доволен. Некоторые досадные промахи чередовались с технически отточенной игрой, и в искусстве обращения с мячом он уже превосходил теперь и защитника, и левого крайнего. Казалось, энергия его неистощима, мячи, посылаемые им с постоянной, неиссякающей силой, всегда попадали то в угол ворот, то в штангу или со свистом влетали прямо в ворота. Вратарь уже смирился с этим и защищал ворота больше для виду. Бланко, непосредственный противник Штайна, наоборот, все сильнее распаляясь, старался его затравить, преследуя со свирепой миной. Все чаще Штайн обманывал его, прибегнув к какому-нибудь уже усвоенному трюку, неожиданно уводил мяч прямо у него из-под носа, переигрывал почти без всяких усилий, как начинающего.

Когда счет в пользу новичка стал 23:4, Бланко, несмотря на предостережения тренера, подставил ему подножку. Штайн неуклюже свалился на траву. Бланко подошел к Штайну с распростертыми объятиями.

— Извини, — сказал он примирительным тоном, — тебе надо научиться перепрыгивать через подставленные ноги, иначе во время игры ты все равно сразу упадешь.

Ян Штайн поднял к нему свое неподвижное лицо и подал руку:

— Благодарю за науку. И прости, если у меня не все еще получается.

Злорадная усмешка застыла на лице Бланко. Внезапно он повернулся кругом, взяв себя в руки с большой неохотой.

Второе нарушение правил со стороны Бланко оказалось уже более коварным. Штайн опять поднялся и, никак не выказывая своих чувств, извинился перед Бланко, лицо которого потемнело, бешеная злоба подымалась в нем. Холодное пренебрежительное отношение новичка еще больше разжигало Бланко.

Он бил своего противника как попало по ногам, подставлял подножки и, не обращая внимания на Яна, гнал мяч дальше. Однако тот на удивление быстро научился давать ему отпор, молниеносно увертывался и, несмотря на прямые выпады, не сбавлял темпа. А еще быстрее Бланко бить не удавалось. Чем увереннее проскакивал Штайн мимо, ловко ведя мяч (причем похвалы тренера становились все громогласнее), тем сильнее ожесточался Бланко. Он совершенно забыл, что они тренируются вместе, для него этот новичок стал настоящим противником.

Когда Штайну опять удалось обвести его, Бланко ударил Яна снизу по ногам со всей силы. Он с удовольствием смотрел, как парень упал на землю. Как в тумане, Бланко услышал крик Лупеску. Бланко перешел все границы. Застонав, он опустился на колени, прижав руки к животу и глядя на приближающегося на полной скорости Лупеску, за