Ирина Гордеева Дневник из преисподней

Глава первая

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ: «Дневник из преисподней».

Работа, работа, работа…

Я так устала от нее, что последний рабочий день текущей недели, казалось, не наступит уже никогда. И все же приближение пятницы всегда рождало во мне радостное чувство, приводившее в конечном итоге к нежеланию работать вообще. Обычно оно преследовало меня целый день, но достигало своего апогея часам к пятнадцати, и даже мой шеф не пытался загрузить меня лишней работой, прекрасно понимая мое состояние.

Пятница наступила, стрелка часов приблизилась к часу «икс» и моя голова бессильно рухнула в сложенные на столе руки, а глаза закрылись сами собой. Телефон надрывался, но безразличие ко всему уже овладело мной и у белого аппарата не было ни малейших шансов привлечь к себе мое внимание и быть выслушанным.

Единственным, у кого эти шансы были, являлся мой смартфон, уже пятнадцать минут крутивший одну и ту же песню, любимую мною, но практически никому неизвестную. Мои ноги постукивали в такт музыке, а губы одобрительно подпевали: «Мы победим врага! О-у-о, мы победим врага!».

Усталость, усталость, усталость….

Когда часы пробили, наконец, семнадцать, я сорвалась с места, накинула шубу и слетела с лестницы, застегиваясь на ходу, оставив открытым кабинет с тайной надеждой, что к утру из него исчезнут и компьютер и сейф, и в понедельник можно будет не работать вообще. Но надежда эта оставалась призрачной — слишком многие трудились для того, чтобы не оставить меня без работы. И минимум трое претендовали на важную миссию закрытия всех дверей. Так что после выходных все равно предстояло работать. И все же, выскакивая из здания, я даже не могла предположить, что моя тайная мысль, наконец, осуществится. Хотите совет? Никогда не загадывайте желания — их может подслушать дьявол и исполнить, но совсем не так, как вам бы этого хотелось…

Быстрым шагом я обогнула здание и вышла на излюбленную тропу, ведущую через заброшенный зимний парк, утопавший в снегу. Будучи большим консерватором по натуре, я никогда не меняла маршрут возвращения домой, а могла бы задуматься над тем, что вечерний парк — наиболее удобное место для засады и нападения. Особенно с учетом того, что последние пятнадцать лет моей жизни не имели ничего общего с жизнью на планете Земля.

Мне всего лишь двадцать девять земных лет, но в двадцать пять я покинула Землю на целых пятнадцать лет. Когда я вернулась, мне по-прежнему было двадцать пять, но все изменилось и даже очень, и мне не следовало забывать об этом, возвращаясь четыре года подряд одним и тем же маршрутом.

Проскочив огромные стволы деревьев, за которыми так легко можно спрятаться, я повернула направо и почти налетела на человека, чье лицо было слишком хорошо мне знакомо, и кого я меньше всего ожидала увидеть в моем мире. Паника — вот единственное слово, которым можно охарактеризовать мое состояние в тот момент. Слепая паника мгновенно охватила меня, заглушая голос разума, а инстинкт самосохранения заставил развернуться и рвануть по тропинке назад в бессмысленной попытке удрать от нависшей опасности.

Адреналин обострил мои чувства и позволил увидеть, как двигаются в темноте стволы деревьев, отпуская от себя охотников, жаждущих моей крови. И древнее знание о смертельной опасности подобных перемещений добавило скорости и безумия.

На повороте я не успела притормозить и врезалась в грудь человека, вышедшего из-за деревьев. И он перехватил меня прежде, чем я вообще перестала что-либо соображать. Его руки с силой прижали меня к себе, а затем переместили захват к предплечьям, освобождая из плена мое тело, но не мою душу, трепетавшую сейчас на кончиках моих пальцев.

Какие-то минуты после столкновения мы стояли и смотрели друг другу в глаза, словно двое влюбленных, забывших обо всем на свете, не способных наглядеться и надышаться друг другом, если бы не одно «но». Его руки сжимали меня не в объятиях страсти и любви. Даже плотный мех не спасал от тисков его пальцев, все сильнее сдавливающих мышцы и вены. Распространяясь по телу, боль отрезвила меня, заставила почувствовать себя живой, прогнала панику и безумие. Утопая в черных глазах удивительно красивого человека, я понимала, что заглядываю в бездну, у которой только одно имя — конец.

Осознание этого сделало меня слабой и безвольной. Надежда оставила меня, бесшумно растворившись в морозном воздухе вместе с белым облачком теплого дыхания. У меня не было шансов выжить. Никаких шансов не было. Прошлое настигло меня там, где я была наиболее уязвимой, и черные глаза сказали мне о том, что пощады не будет. На этот раз никакой пощады. Мы всегда слишком хорошо понимали друг друга…

Оставаясь джентльменом, а он всегда им был, милорд аккуратно снял сумку с моего плеча и произнес мое имя без нежности, но с нотками полного удовлетворения. Сказалось воспитание и я склонила голову в знак приветствия, овладев своими эмоциями, и ухватив за хвост готовые ускользнуть от меня спокойствие и невозмутимость. Он коснулся губами моей руки, несмотря на кожаную перчатку, удобно устроившуюся на ней, и даже не чувствуя его губ, мое тело среагировала так же, как и всегда — желанием прикоснуться в ответ.

Иногда мне кажется, что именно неопределенность наших отношений заставила милорда найти меня в моем мире и исполнить угрозу, которая могла бы оставаться просто угрозой. Но милорд не был бы настоящим правителем, если бы не держал своего слова. Я должна была помнить об этом, но последние четыре года жизни в собственном мире, где меня не замечали даже паучки, живущие в комнатных углах, не говоря уж об окружающих людях, навеяли иллюзию полной безопасности. Черт возьми, а ведь он даже не снился мне все эти годы!

Я взяла себя в руки и выкинула ненужные сожаления из головы. Рядом с ним они не имели никакого значения. К тому же я никогда не спорила с судьбой и никому не советую этого делать. Все равно проиграете. И глупые вопросы я тоже не задавала. Судьба никогда на них не отвечает — такая вот она независимая и высокомерная леди…

Милорд улыбнулся мне. Просто улыбнулся. В его глазах не было боли или печали, не было ненависти и обычной иронии. Он улыбнулся мне, как другу, с которым расстался очень давно. И я подумала, что по временным меркам его мира, возможно, мы расстались лет сто назад, и четыре года прошли для меня, но не для него.

— Нам пора, Лиина, — проговорил он. — Надеюсь, ты будешь благоразумной, и я смогу отпустить своих людей. Лишние жертвы среди невольных свидетелей мне не нужны.

— Безусловно, милорд, — я кивнула и мысли мои поморщились,