слагали друг другу баллады, ей думалось особенно хорошо.
– Но мне кажется, что я наконец себя раскусила, – сказала она.
Бард загорелся надеждой, и Анна прильнула к его груди.
– Нет никакого трюка, – тихо сказала Десс.
Лазурные огоньки на лице Анны вопросительно подмигнули.
– Нет никакой магии. Ничего нет. Есть только воля. Совсем настоящая воля. Но и она есть не у всех.
Десс встретила огоньки взглядом.
Интересно, Анна ее поняла? А поняла ли она, куда пропал Руфус?
– Я не знаю, как я возвращаюсь, – молвила Десс. – Но я знаю, что держит меня здесь. То, ради чего я живу. То, почему я не тень.
Как мало, оказывается, нужно, для того, чтобы окончательно и бесповоротно познать все премудрости своего естества. Увидеть себя, как совокупность шестеренок и механизмов, и среди всего этого великолепия разглядеть самую главную движущую силу. Силу, без которой шестеренкам не быть.
– Скажи, Анна, ты его любишь?
– Очень… – прошептала Анна. – Я очень сильно его люблю.
– Так приди к нему, – молвила Десс. – Вернись в этот мир, тень.
Анна неожиданно вскрикнула, по ее телу пробежала дрожь. Сейчас… Незамедлительно. Десс подошла к ним.
Едва касаясь их рук, Десс помогла им подняться.
Они смотрели друг на друга, не сводили друг с друга глаз.
Их пальцы соединились в нежном прикосновении.
Десс зажмурилась и отпустила.
Бард вскрикнул.
– Анна!
По ее щекам, бледным и настоящим, текли слезы.
– Анна, ты… О, Боги! Анна!
Он не мог говорить. Он потерял дар речи.
Они стояли так целую вечность, пока Бард не вспомнил кое о чем.
– Анна, где Десс? Думаешь, она вернулась домой? Как же я ее упустил?
Анна молча опустила глаза.
Не выпуская ее рук из своих, Бард огляделся по сторонам, но Деспоны уже не было.