попавший туда после земных страданий, забот и труда осуществлял общую земную мечту – ленился и при этом получал все требуемое, все желаемое. Потом я подумал, что это надоест любому – получать все, что ни захочется, но тут же нашел решение: в моем Раю у адамов и ев короткая память.
Ада, мой верный заместитель, как я и предполагал почти слово в слово донесла мою лучшую речь до, как выяснилось, не слишком благодарных слушателей. Мне казалось, что с большим интересом они выслушали бы инструкцию по пользованию стиральной машиной. Например. Однако, я ошибся – это был успех: утром следующего дня, когда вылезшие из своих домов островитяне увидели двух новых попавших сюда невесть как людей, одна из женщин схватила топор. К тому моменту я опередил ее – в моем воображении уже была красно-желто-синяя картинка, секундой позже наложившаяся на экранную, немногим отличавшуюся: слегка не такая поза. Отец, у нас снова ЧП. Глубокая рана ноги. Передаю координаты, помня про получасовые интервалы. Что на этот раз? Несчастный случай. Хорошо, что успел шепнуть Аде о существовании противоположного – Ада. Я удивился невольному фонетическому совпадению и практически отключился от разговора – меня сейчас занимало другое: а может это и есть моя персональная Преисподняя. Не в прямом, конечно, смысле – я был уверен, что жив. Могу наблюдать за Адой, смотреть на нее часами – сквозь мониторы, сквозь сны, сквозь воспоминания. Она всегда рядом, но не со мной, и, увы, не будет ближе. Изо дня в день я страдаю и наслаждаюсь своим страданием, проклинаю тех, кто это затеял и благодарю за то, что не готов отказаться от личного сладкого яда.
Отбросим все это – сейчас я желаю только веры паствы в извлеченные из моей памяти тени черного дыма над неугасающим пламенем, чтобы двадцать четыре руки не подняли над покорными головами двадцать четыре топора, расширив циферблатный круг до моего уединенного годового ожидания. Вера. Она меняет все. Придает сил. Дает ощущение силы. Дает ощущение власти. Возвышает. Ада. Теперь она не одна из них. Теперь она над ними, и они не против: освободив от примитивного труда, безропотно выполняя все ее сначала просьбы, а потом требования, принося ей самые сочные плоды, люди ждут моих ежевечерних сказок, пропущенных сквозь ее уста. Сказок о том, что помимо меня, Создателя всего, есть еще Боги, которых, разумеется, я создал, и эти Боги похожи на людей – есть веселые, есть грустные, есть ленивые, есть смелые – словом, разные. И вот однажды самый грустный Бог так долго плакал, что наплакал целый океан слез, который держит в своих ладонях. Другой Бог, желая развеселить собрата, придумал рыб, китов и дельфинов, но вскоре грустному Богу надоело смотреть не рыб, китов и дельфинов, и он снова начал плакать. Тогда третий Бог подарил остров, вырастил на нем пальмы и населил его крабами, летучими мышами и змеями. Но и на них смотреть вскоре наскучило. И тогда я, Создатель всего, из порывов ветра и земной пыли, горячего дыхания и соленых слез сотворил людей – миниатюрные копии Богов, которые как ожившие марионетки все равно повторяют заученные движения своих владельцев. – Марионетки? – лишь на мгновение Ада задумалась над вопросом. – Марионетки – это тени. – А как держится на небе огненный шар? Вот же любопытные, но похоже Ада разобралась, что к чему: – Он в руках у одного из Богов, который перекатывает его по небу – с одной стороны на другую, потом задувает, и искры его мерцают звездами всю долгую ночь. – Зачем? Зачем он это делает? И почему гасит, а не катает все время? Сейчас и мне любопытно. Ну так, Ада, почему? – Это вопросы к Богам. А я говорю только с Создателем всего.
Ада включилась в игру, находя неожиданные объяснения повседневным явлениям, мне тоже нравилось выдумывать белиберду, и нравилось, что в нее верят: наконец я почувствовал себя значимым. Наши небылицы превращались в прочное знание о мире, а я лишь посмеивался – пара доказательств в самом начале пути, и можно пустить стадо по ложному следу без лишних доводов – здесь уже не отделить веру в слово от веры на слово. Иногда я завидовал положению Ады – слишком уж много получал посредник. Никому не приходило в голову, что она точно такая, как и остальные, и захоти я – я! – мог бы каждому лично поведать о ветрах, о волнах, о себе. Не странно ли, что одним приносят дары, других запирают в дома для душевнобольных, а третьи – потенциальные шизофреники – ходят с непознанным, нераскрытым потенциалом: пока нет желания с ними говорить.
Отцу я исправно отправлял отчеты, из которых следовало, что Ада превосходный синоптик, поэтому ее так ценят. Еще шрам отличает ее от других. Нет, никто не пытался наносить себе шрамы. Нет, не знаю, как она предугадывает погоду. Нет, ничего больше не происходит. Да, это ненормально. Да вообще все ненормально, их существование ненормально, вся моя жизнь ненормальна. И что? Конечно, это вызывало беспокойство. И вроде бы эксперимент про власть, но выходило, что причина банальна, и потому неинтересна. Я ждал реакции отца, как игрок, который с нетерпением поглядывает на шахматные часы, готовый в свой черед поразить противника ядовитым «шах и мат», но тот уже давно злорадствует, поменяв местами наших королей. Внезапный звонок, неожиданный текст и в конце как удар: «Ты рад?» – «Потрясающее меня известие», – буркнул, пытаясь понять, что от меня зависит. Похоже, что ничего – меня просто ставят в известность, спасибо и за это. Планируют прислать две группы новых подопечных с другими физическими характеристиками, что на языке отца означает, что были еще подопытные, помимо меня и Ады, которые прибудут сюда в размноженном виде, то есть в виде клонов, и тогда местное население увеличится вдвое. Забавно получится, если прибудут райхманы и милы – отличный повод сойти с ума. Я бы еще смог пережить, осознавая, что мою жизнь определяет Судьба, Бог или, по крайней мере, я сам, но не другие смертные. Подумав об этом, признал свою догадку о знакомых клонах невероятной. Тем не менее, мне вовсе не хотелось, чтобы на остров привозили кого –либо еще, кроме новых германов и ад, однако я понимал: моим хозяевам интересней борьба между соперниками, более развитыми физически, и моими уже привыкшими к жизни на острове слабаками. И все же я не удержался от лжи самому себе: ревность выдал за привязанность. Отвратительна сама мысль, что с Адой или ее подобиями будет рядом кто-то еще, кроме меня – внезапное озарение – да чтоб вас! – часами вглядываясь в порядком надоевшие экраны, всех братьев-близнецов я заменял собой: шутка восприятия. Конечно же, теперь запаниковал – не представляю, что делать. А может, мне просто нужен план побега, если она
Ада, мой верный заместитель, как я и предполагал почти слово в слово донесла мою лучшую речь до, как выяснилось, не слишком благодарных слушателей. Мне казалось, что с большим интересом они выслушали бы инструкцию по пользованию стиральной машиной. Например. Однако, я ошибся – это был успех: утром следующего дня, когда вылезшие из своих домов островитяне увидели двух новых попавших сюда невесть как людей, одна из женщин схватила топор. К тому моменту я опередил ее – в моем воображении уже была красно-желто-синяя картинка, секундой позже наложившаяся на экранную, немногим отличавшуюся: слегка не такая поза. Отец, у нас снова ЧП. Глубокая рана ноги. Передаю координаты, помня про получасовые интервалы. Что на этот раз? Несчастный случай. Хорошо, что успел шепнуть Аде о существовании противоположного – Ада. Я удивился невольному фонетическому совпадению и практически отключился от разговора – меня сейчас занимало другое: а может это и есть моя персональная Преисподняя. Не в прямом, конечно, смысле – я был уверен, что жив. Могу наблюдать за Адой, смотреть на нее часами – сквозь мониторы, сквозь сны, сквозь воспоминания. Она всегда рядом, но не со мной, и, увы, не будет ближе. Изо дня в день я страдаю и наслаждаюсь своим страданием, проклинаю тех, кто это затеял и благодарю за то, что не готов отказаться от личного сладкого яда.
Отбросим все это – сейчас я желаю только веры паствы в извлеченные из моей памяти тени черного дыма над неугасающим пламенем, чтобы двадцать четыре руки не подняли над покорными головами двадцать четыре топора, расширив циферблатный круг до моего уединенного годового ожидания. Вера. Она меняет все. Придает сил. Дает ощущение силы. Дает ощущение власти. Возвышает. Ада. Теперь она не одна из них. Теперь она над ними, и они не против: освободив от примитивного труда, безропотно выполняя все ее сначала просьбы, а потом требования, принося ей самые сочные плоды, люди ждут моих ежевечерних сказок, пропущенных сквозь ее уста. Сказок о том, что помимо меня, Создателя всего, есть еще Боги, которых, разумеется, я создал, и эти Боги похожи на людей – есть веселые, есть грустные, есть ленивые, есть смелые – словом, разные. И вот однажды самый грустный Бог так долго плакал, что наплакал целый океан слез, который держит в своих ладонях. Другой Бог, желая развеселить собрата, придумал рыб, китов и дельфинов, но вскоре грустному Богу надоело смотреть не рыб, китов и дельфинов, и он снова начал плакать. Тогда третий Бог подарил остров, вырастил на нем пальмы и населил его крабами, летучими мышами и змеями. Но и на них смотреть вскоре наскучило. И тогда я, Создатель всего, из порывов ветра и земной пыли, горячего дыхания и соленых слез сотворил людей – миниатюрные копии Богов, которые как ожившие марионетки все равно повторяют заученные движения своих владельцев. – Марионетки? – лишь на мгновение Ада задумалась над вопросом. – Марионетки – это тени. – А как держится на небе огненный шар? Вот же любопытные, но похоже Ада разобралась, что к чему: – Он в руках у одного из Богов, который перекатывает его по небу – с одной стороны на другую, потом задувает, и искры его мерцают звездами всю долгую ночь. – Зачем? Зачем он это делает? И почему гасит, а не катает все время? Сейчас и мне любопытно. Ну так, Ада, почему? – Это вопросы к Богам. А я говорю только с Создателем всего.
Ада включилась в игру, находя неожиданные объяснения повседневным явлениям, мне тоже нравилось выдумывать белиберду, и нравилось, что в нее верят: наконец я почувствовал себя значимым. Наши небылицы превращались в прочное знание о мире, а я лишь посмеивался – пара доказательств в самом начале пути, и можно пустить стадо по ложному следу без лишних доводов – здесь уже не отделить веру в слово от веры на слово. Иногда я завидовал положению Ады – слишком уж много получал посредник. Никому не приходило в голову, что она точно такая, как и остальные, и захоти я – я! – мог бы каждому лично поведать о ветрах, о волнах, о себе. Не странно ли, что одним приносят дары, других запирают в дома для душевнобольных, а третьи – потенциальные шизофреники – ходят с непознанным, нераскрытым потенциалом: пока нет желания с ними говорить.
Отцу я исправно отправлял отчеты, из которых следовало, что Ада превосходный синоптик, поэтому ее так ценят. Еще шрам отличает ее от других. Нет, никто не пытался наносить себе шрамы. Нет, не знаю, как она предугадывает погоду. Нет, ничего больше не происходит. Да, это ненормально. Да вообще все ненормально, их существование ненормально, вся моя жизнь ненормальна. И что? Конечно, это вызывало беспокойство. И вроде бы эксперимент про власть, но выходило, что причина банальна, и потому неинтересна. Я ждал реакции отца, как игрок, который с нетерпением поглядывает на шахматные часы, готовый в свой черед поразить противника ядовитым «шах и мат», но тот уже давно злорадствует, поменяв местами наших королей. Внезапный звонок, неожиданный текст и в конце как удар: «Ты рад?» – «Потрясающее меня известие», – буркнул, пытаясь понять, что от меня зависит. Похоже, что ничего – меня просто ставят в известность, спасибо и за это. Планируют прислать две группы новых подопечных с другими физическими характеристиками, что на языке отца означает, что были еще подопытные, помимо меня и Ады, которые прибудут сюда в размноженном виде, то есть в виде клонов, и тогда местное население увеличится вдвое. Забавно получится, если прибудут райхманы и милы – отличный повод сойти с ума. Я бы еще смог пережить, осознавая, что мою жизнь определяет Судьба, Бог или, по крайней мере, я сам, но не другие смертные. Подумав об этом, признал свою догадку о знакомых клонах невероятной. Тем не менее, мне вовсе не хотелось, чтобы на остров привозили кого –либо еще, кроме новых германов и ад, однако я понимал: моим хозяевам интересней борьба между соперниками, более развитыми физически, и моими уже привыкшими к жизни на острове слабаками. И все же я не удержался от лжи самому себе: ревность выдал за привязанность. Отвратительна сама мысль, что с Адой или ее подобиями будет рядом кто-то еще, кроме меня – внезапное озарение – да чтоб вас! – часами вглядываясь в порядком надоевшие экраны, всех братьев-близнецов я заменял собой: шутка восприятия. Конечно же, теперь запаниковал – не представляю, что делать. А может, мне просто нужен план побега, если она