Eastern Wind Шёпот Вселенной

Сметать, снова и снова. Удалить к чертовой матери, без остатка. Попытаться найти опорную точку, вернуть начало истории. Которой и нет. Нет знакомых «в некотором царстве, в некотором государстве» или «жили-были». И даже приветствия. Как сумбурный каламбур получается.. на заметенных следах некогда интересной истории. Так, а о чем она была? И существовала ли вообще?

Кто ж его знает.

А знаете ли?..

Когда-то существовала Вселенная. Она была целой, без изъянов и негативов. И сияла так ярко, что, казалось, ослепит саму Примадонну и займет почетное место в рейтинге «лучших открытий». Без излишеств, но с каким-то благоговейным трепетом ярких красок.… Хотя и не точно. Ведь она могла быть и иссиня-черной. Даже чернее мглы, если такое вообще возможно. Жила себе и жила. Может, вращалась, а после возвращалась в исходное положение, или напротив, «выходила на прогулку», напевая свою излюбленную песню:

«Дышать глубоко.

С не комфортом,

Вздрагивая от ветров,

Дышать легко,

Но как-то.. неловко,

Посреди бушующих высоток

Расцветки типа хаки.

Дышать глубоко.

Даже судорожно,

Окаймляя эго,

Проносясь вниз шепотом

По остывшим венам.

Дышать глубоко.

И ненадежно

В городе простом,

Представляясь где-то,

Делая заметки на задворках

Чьих-то миров, вселенных.

Дышать глубоко.

Без кислорода,

Как-то даже смешно,

В этом сумраке дневном,

Давя лепестки новой партией

Из буклета о другой жизни,

Подавившись от нехватки некогда

Открытых швов

Дышать глубоко.

Приходится. Но почти не больно

В городе ночном.

Дышать глубоко.

Понадобится, когда-нибудь

Для дела одного.

Даже как-то не смешно»

Пожалуй, слишком чудно для нее – как прогуливаться, так и напевать подобные мотивы. Какие вселенные и миры? Разве она не единственная на белом свете? Увольте, о чем речь.… Но там же уточнение о «чьих-то миров». Значит ли это, что они еще и кому-то принадлежат? Это же вопиющий вздор! Такого просто не бывает..

Погружаясь все дальше, «глубже» в собственные думы, Вселенная и не заметила, как начала меняться. От таинственного иссиня-черного осталась мириады вычурных цветов, – да таких, что и стыдно посмотреть. А привычный распорядок дня начал идти вразрез с ее желаниями. Она перестала поспевать за чередой проносящихся событий, которых у нее никогда и не было. Это так дико, что хочется.. А чего бы ей хотелось? Для чего она была создана? И вообще, она создавалась или уже существовала – здесь, в этом пространстве?

А затем за Вселенной стали наблюдать. Исследовать, заполнять новыми красками. И что им всем от нее нужно? Ее начинало трясти, и.. Погодите-ка, как это, трясти? То есть, это что-то связанное с тем старым словом.. Ах, как не вовремя позабылось то. Ну, то, то самое.. Как же его.. Эх, а ведь вертится, вертится! Ювства, чужства, .. оства.. чегоства, чуювства .. Аа, чувства! Да, точно, чувства. Как же давно она его слышала!..

Слышала? А когда?..

И что это за «чувства». Может, животное какое? А вдруг опасное?..

И вдруг они. Эй, вы, – да-да, вы, – там, по той стороне горизонтов.. Зачем явились то? А в ответ – оскал: такой невесомый, естественный и до чертиков вульгарный. Но, что самое удивительное – вовсе неробкое игнорирование ее. Нет-нет, они знали о ее существовании, мнимо восхищались и всячески испытывали внимание. Но от такого близкого контакта кружится голова, замирает дыхание. Вселенная чувствует, что задыхается под натиском: и что-то внутри отчаянно бьется, желая вырваться, удрать от недоброжелателей. В погоне за свободу одерживают вверх незнакомцы, что так беспардонно вторглись к ней, в ее пространство. И Вселенная не просто страдает – нет-нет, она уже как дважды погибла от неизбежных судорог. Ее уже нет, она – лишь тень от былого «Я»; собственность тех пришельцев, заполонивших ее без остатка. Она под прицелом, но первый выстрел уже достиг ее сердца. 2-0, они победили. Сломали и обесценили. И так секундой за секундой, вздохом через вздох, судорожно сжимая бездыханное существо в своих ловких руках. Из нее сделали немого зрителя, вынужденного не просто слушать, но и смотреть историю каждого. Ох, боги, которых нет, это так утомительно..

И вновь через запятую, и вновь сквозь многоточия

*

– Весь мир – одна сплошная задница, испускающая не самые лестные звуки..

– Ну-ну, в тебе лишь взыграл пессимист. Посмотри на это с другой стороны.

– Ах да, ну что ж.. День был невероятно непривычен в изобилии всех свалившихся на меня бед, черт бы его..

– Эй, не сбивайся! Начало было многообещающим, так что, можешь продолжать. Давай, я верю в тебя и в силу твоих..

– Ой, да заткнись ты..

Медленно вздохнув, парень еще больше сгорбился. Как же ему непривычно выражать собственные мысли вслух, тем более перед тем, кто так пристально следит за каждым его действием. Даже сейчас, когда он собирался отпить из своего стаканчика с мятным капучино. Но и здесь героя поджидало нелепое фиаско: не рассчитав угол, он опрокинул напиток на свою любимую футболку с надписью «Пошли на, я так вижу».

– Да еб..

Его сразу обрывают, отвешивая неплохой подзатыльник и приговаривая:

– Еще чего удумал ругаться! Совесть-то поимей, рядом с тобой девушка находится!

Он ненадолго «подзавис», а потом ухмыльнулся и ответил:

– Ага, скорее, вояка со средним стажем и захмелевшими амбициями.

Он хотел продолжить иронизировать, но, увидев тяжелый взгляд напротив, решил промолчать. Верно ведь когда-то говорили о том, что молчание – золото.

– И долго ты собираешься молчать? – возмутились со стороны.

– Командир не дремлет, да? – вновь подшутил он.

Парень знал, что на него не обижаются. Да и как можно на такого дурака, как он, обижаться?

Они уже давно дружили. Правда, их совместная история началась не совсем стандартно.

Лето в городе N – наиболее шумная местность среди других городов. Трудно сказать, был ли он привлекателен и уникален, но что-то симпатичное так или иначе проскальзывало в нем: умеренно палящее солнце, чьи лучи касались древних плит; едва уловимый ветер, «задевающий» проходящих невесомым поцелуем и удаляющийся прочь, в укромные уголки крон деревьев, что стояли поодаль от старинных сооружений, на одном из которых восседал мальчик. Так могло показаться на расстоянии, но обстоятельства говорили о другом. С неконтролируемым биением сердца и трясущимися губами он всеми возможными и невозможными способами старался удержаться на ветке. Это был его первый подъем на дерево на спор. Если ребенок попытался предугадать исход, то, скорее всего, отказался бы от спора с соседскими мальчишками, с которыми он каждый день играл во дворе. Но юношеская гордость, азартность и