почувствовал себя страшно одиноким. Никто на всем белом свете не мог разделить с ним ту боль, которая постоянно копошилась где-то на дне души, никто не мог пожалеть его и хоть ненадолго позволить тоже стать беззаботным, как ребенок.

Он придвинул стул поближе к Лесиной кровати, сел и осторожно, стараясь не разбудить, положил ей голову на плечо. От нее исходило приятное тепло, родное и убаюкивающее, и уже начиная легкое круженье в предсонной карусели, он почувствовал, как она легко коснулась рукой его головы, и ее слова вернули в их общее здание недостающий кирпичик, собрав воедино все три его и ее ипостаси:

– Не плачь, сынок, не плачь, я рядом.