платьишке, принесла ему заметку. Он глянул на подпись и поздоровался с автором:

– Здравствуй, золотко!

Правит заметку и хвалится:

– Эх, бывало, заломишь шапку и загонишь оглоблю в коня!.. Сейчас я эту заметку шустренько сбагрю на машинку.

И, продолжая править, замурлыкал:

Перепечатанную заметку Олег отдал Медведеву и довольно потирает руки. Можно расслабиться.

– Ну, Июшка, – кивает Ие Махровой, – съездила в Венгрию. Что светленького привезла из Буды и Пешта?

Олег и Ия соседи. Их столы рядом. Впереди стол Олега, за ним стол Ии. Ия собирает несоветские монеты. Олег – значки.

– Неважнецкий улов, – кисло морщится Ия. – Привезла всего-то лишь нецензурные карты.

– А монетки?

– Венгерские, конечно. Недавно видела монету – аж задрожала. Пётр Первый в венке!

– А я видел гривну отца Иоанна Грозного и не дрожал.

Пусть монетки отдохнут… Я о другом. Я сегодня полночи не спала…

– В неравном бою отбивалась от горячих притязаний неизвестного гражданина?

– Всё тебя на глупости сносит! Сочиняла. Послушай… Как профессиональный поэт.

– Жизненно. Убедительно.

– А вот это?

– Шероховато. Надо б ещё покорпеть… Жалуешься на бессонницу. А ты б почитала, что начирикала, – сразу мертвецки уснула бы! Будь ты мужчиной, я б стеганул тебя по тому месту, где спина теряет своё благородное название. Но, к счастью, ты не мужчина… Июшка, бессонница и меня долбит. Послушай теперь ты моё дитя этой ночи.

Ия в восхищении разносит руки в стороны:

– Выше всяких похвал!

Раньше Ия была референтом в справочной. Сейчас стажёр нашей редакции.

У Ии очень большой трудовой стаж. Ещё в детстве она была уже пробуном у самого Сталина!

– Когда я впервые увидела Сталина, я поразилась, какой он был маленький… Любил очень чай с Родины, из Грузии. Сердился, если недолить стакан. Значит, неполная жизнь. Он очень боялся смерти и был тут даже суеверен.

Пробунка у вождя…

То ли верить этой байке, то ли погодить?

Пробун – такой должности нет в перечне сорока тысяч профессий страны. Для Ии специально придумали?

И чем же занята товарисч пробунка?

Вот приносят товарищу Сталину завтрак. И первой должна попробовать его Июшка. Если попробовала и не померла – можно подавать вождю.

Ия! Вот кто должен постоянно благодарить товарища Сталина за счастливое детство!

Эту байку про пробунку я принимаю как анекдот. И за это Ия всегда на меня в обиде.

Ия кончила сотню аспирантур. А тут за сотню околачивается. Наверняка чья-то «позвоночница».

9 октября Первый по солнцу

Наша комната самая большая на нашем четвёртом этаже. Поэтому все собрания проводятся именно у нас.

Сегодня открытое партсобрание.

Дверь размахнута нараспах. Заходи любой прохожий! И потом… Народцу битком, свежий воздух пусть тоже заходит к нам на огонёк. Милости просим.

Выступил Медведев и сказал, приглашая к началу прений:

– Саша! Давай первый по солнцу.

Александр Петрухин с квадратной макушкой носа, которому давал слово Медведев, зарделся:

– Александр Иванович! Это на наших летучках вы даёте мне первому слово. А сегодня не летучка. Партсобрание. Пусть выступает кто хочет.

И захотел критикан Калинов:

– Два собрания назад я критиковал Абрамова. Отстег-нул копыта!^[2] На прошлом собрании ругал другого. А итог тот же. Тоже сложился в ящик.^[3] Сегодня я хочу покритиковать космического обозревателя Романова. Но это вовсе не значит, что я хочу его смерти…

Чинопочитаемый Бузулук своё место за столом великодушно уступил какому-то маленькому хорьку в яме.^[4] Сам торчит у двери, прилёг плечом к косяку и время от времени поглядывает в коридор. Вроде как на шухере стоит. Вот он выглянул за дверь и аврально доложил басисто, сложив пухлявые ладошки рупором ко рту:

– Лобан Лобаныч! Романов, четвёртый лучший человек Смоленщины,^[5] по коридору пропёрся трахтором к себе в стойло.^[6] Пока ещё живой.

И все засмеялись.

Кто-то капризным дискантом выкрикнул:

– А чего это Шишков прячется за столом? Чтоб не прятался – избрать его секретарём! Да единогласно!

Единогласно и избрали.

1969

1 января, среда «Неправое это дело – ходить налево»

Вчера в семь вечера приплёлся к приятелю. Его не было дома.

Из кулька поел в подъезде кильку жареную, купил в гастрономе на Калининском. Потом постучался к соседям.

Смотрел у них телевизор.

Приятель привёл худенькую коротышку Анну.

– Мой Миша, – тараторила она, – встречает Новый с новой. Я понимаю, «неправое это дело – ходить налево». Но что поделаешь? Я спокойна. «Печаль моя светла: она уже слиняла». Он обязательно вернётся ко мне!

– Зря ты спокойна, – сказал приятель. – Он тебе не нужен. А ты ему не нужна. «Прошлое не завернёшь, как оглоблю». Тебе просто кажется, что ты ему нужна. Мираж! Фантазия, клопик ты несчастный с глазками навыкате!

Приятелю не понравился мой портвейн-33, и он послал меня в гастроном. Но всё уже было закрыто.

В полночь пригасили свет.

В углу я взрывал хлопушки. Жгли бенгальские огни.

Все усердно кидали в себя моё изруганное вино. Всем скорее хотелось упиться.

Анна уже хороша. Она выпрыгнула из-за стола, которым служила откинутая дверца от шкафа, – опиралась на спинки двух стульев – и под радиолу стала одиноко кружиться. Она вертелась и кричала:

– Гы-ыспода граждане-товарищи! Я вес-с-селюся!..

Это было развесёлое самообслуживание.

А всем было тоскливо.

Анне так горелось соблазнить гостя соседей, да она не знала, как к ним завалиться. Вскоре выяснилось, что у него жена, и Анна сникла:

– Мог бы и со мной поспать. Всё оригинальней.

Я спал на раскладушке. Было холодно.

Утром я поехал к себе в Бусиново. Теперь я снимал койку в старой ветхой сараюхе-завалюшке у милого Николая Григорьевича. Он в разводе со своей женой- географичкой. Однако по старой привычке бегает к ней через три дома подкинуть в