вся бутылка выпита.

− Жадина.

Сильный удар по загривку выключил меня. Мерзкое драчливое прошлое. Всегда оно так − ведет себя по-свински и больше от него ждать нечего.

Когда я открыл глаза, пришел хозяин квартиры Максим Батарейкин. Молодой поэт, маргинал и циник, не верил ни в ангелов, ни в чертей, ни в духов. Он не верил ни одному моему слову и считал меня просто забавным чудаком, у которого вместо головы кочан цветной капусты. Мое присутствие в доме походило на заезжий цирк, насмотревшись на который, он пропадал куда-то на несколько дней. Плоды своего творчества он не показывал, но говорил, что пишет о космосе, о психах, типа меня, и что подыскивает себе подходящий псевдоним. Больше я о нем ничего не знал.

− Я принесу тебе еще вина, − сказал Батарейкин, выслушав мою историю о жадном до выпивки прошлом.

− Завязываю пить, − отказался я. − Иначе прошлое не отвяжется от меня. Оно выследит меня по запаху. Сегодня я решил избавиться от него, и оно сразу показало, чего стоит. Всё, с выпивкой покончено.

− Ты это серьезно?

− Не знаю… Не знаю, черт возьми. Надо же как-то избавляться от прошлого, может, брошу пить, может, выкину какое-нибудь старье, туфли и записные книжки. И наверное, никаких шлюх, а может, еще что-нибудь… Как ты думаешь?

− Ты совсем спятил. У тебя крыша едет от скуки, − спокойно сообщил Батарейкин, стоя посреди кухни.

Он зажег благовония, включил диск суфиев, потом надел тапочки-мокасины, уселся в уютное кресло под любимым желтым абажуром и, покуривая трубку, уставился на меня. Я шарил по карманам, вытаскивая мятые бумажки с телефонами, адресами, заметками, и выбрасывал их в мусорное ведро.

− Успокойся, − предложил Батарейкин, протягивая трубку. − Не надо нервничать.

− Нет, не буду. Я и так не в себе. Последнее время у меня не проходит ощущение, что кто-то пользуется моей жизнью, а я лишь таскаю за ним прошлое.

− Плохи твои дела, − подытожил Батарейкин. − У тебя в голове такой бардак, что проще её отрубить. Расслабься, покури, расскажи что-нибудь веселое.

− Нет, я теперь трезвенник, не пью и не курю, − сообщил я и споткнулся о стул.

Батарейкин засмеялся.

− Тебя хватит до сегодняшнего вечера, − сквозь смех говорил он. − У тебя на роже написано, что вечером ты нажрешься дешевого вина.

− Не каркай, − отрезал я. − У тебя есть чистая майка? Мне не в чем выйти.

− Спорю на что угодно, ты приползешь после полуночи чуть живой с какой-нибудь бабой, которая безупречно дает тебе раз в неделю вот уже несколько лет.

− Слушай ты, неудавшийся поэт, не доставай меня, − обиделся я. − Помалкивай, если не врубаешься. А у меня новая жизнь начинается.

− Ха-ха-ха, − загибался Батарейкин от смеха. − Хватит, не смеши меня. Новая жизнь, ха-ха. На вот тебе майку, и иди на все четыре стороны. Жду тебя вечером пьяного в стельку и с веселой бабенкой.

− Не дождешься! − крикнул я, хлопая дверью.

Покидая дом, веди себя так, как будто видишь врага. Старое самурайское правило. Следуя ему, не обманешься, даже если ты псих. На улице я немного растерял уверенности − оказывается, я разучился бесцельно передвигаться в трезвом виде. Впрочем, была цель. Примерно та же, что у конкистадоров, высадившихся на незнакомый берег вслед за Кесадой и Орельяной в поисках чудес. Та же маниакальная одержимость, упорство и вера, что можно обрести прежде недоступное простым смертным. Что это могло быть? Что угодно, кроме того, что осталось за спиной − по ту сторону океана времени.

А пока вдоль дороги тянулись винные лавки. Теперь мне казалось, что город состоит из одних винных магазинов и пивных баров. Раньше их приходилось искать, а сейчас они были всюду. Деньги в кармане, во вспотевшей руке, уже превратились в тряпочки, но я продолжал невозмутимо сглатывать слюну, шагая мимо призывно хлопающих дверей вино-водочных, отдающих мне честь, как часовые. Кто-то окликнул меня в тот момент, когда я подумал, что попал в ловушку. Сначала я испуганно припустил вперед, но потом остановился и обернулся.

Широко расставив руки, словно презрев мое намерение убежать, на меня уверенно шел человек-устрица и его приятель карлик. Эти полулюди плавали по улицам и кварталам города, как в пруду, иногда заныривая в глубь, чтобы выхватить кусочек посъедобнее. Человек-устрица выглядел, как обычный одутловатый пьяница, но он уже успел отсидеть в тюрьме за разбой, и потому имел власть над местными карликами.

Общение с ними приучало воспринимать жизнь, как она есть.

− Нет, нет, я пить не буду! − замахал я руками еще до их приближения.

− Никто не будет, − дыхнул мне в нос перегаром человек-устрица. − У нас и денег всего на пару бутылок.

− Я зашился.

− Врешь!

− У меня триппер! − как мог защищался я.

− Врешь!

− Мне все равно нельзя.

− Почему?

− Прошлое гонится за мной, − безумно округлив глаза, заявил я.

Человеку-устрице и карлику нравилось, что я псих.

− И что теперь?

− Мне нужна дверь, за которой нет прошлого, − откровенно признался я.

− Тогда тебе точно с нами, − подмигнул мне и карлику человек-устрица. − Сейчас мы проведем тебя через эти двери. Давай руки, дружок!

Чудом я увернулся и бросился бежать, а они кричали вслед, что я просто сумасшедший.

− Вдвойне берет тот, кто берет скоро! − напоследок выдал человек-устрица.

Он был прав. Раньше я использовал свои дни, как жетончики, словно сбрасывая их во чрево однорукого бандита, надеясь выиграть большой приз. С того момента, как прошлое стало врагом, моя жизнь изменилась, ничего не оставалось, как взломать сейф времени и вытряхнуть оттуда будущее. Или все-таки прошлое…

На этой мысли я с разбега врезался лбом в рекламный щит, на котором огромная светящаяся пивная бутылка парила над мостовой в окружении пузырьков, словно медуза. Вместо искр я увидел сморщенное от боли лицо, оно обиженно глядело на меня, не вызывая никакого сочувствия.

− Эй, парень, угости сигаретой.

На обочине сидели двое бродяг и переобувались в поношенные башмаки. На первый взгляд они меняли шило на мыло, рванье на обноски. Но в этом весь секрет − меняя хозяина, обноски немного свежеют. Хотя, возможно, бродяги хорошо знали английскую пословицу «be in somebody shoes» и основы симпатической магии и решили побывать в том же положении, что и прежний хозяин обуви.

Один из бродяг выжидающе смотрел на меня. Я отдал всю пачку. Он спрятал её в карман и предложил:

− Если тебе некуда идти, можешь пойти с нами.

Но я решил, что сегодня буду кружить по городу, как танцор по сцене. По всем улицам узоры моего прошлого, я буду их стирать.

Я нестерпимо захотел пить. Нужно было делать выбор.

После ночи Мирадж пророк Мухаммед поднялся на небо, оседлав белую с лучистыми крыльями и человеческим лицом