силой. Сундук призывно замигал, будучи на драгоценном постаменте.

«Что же в сокрыто в пучинах этой громадины?» – вертелось в голове. Азарт проснулся так же, как проснулось способность к полетам. Я воспарил легко и непринужденно, словно делал это ранее бессчетное количество раз.

Но для меня это было впервые. Очи радовались вновь ощутить сахарную сокровищницу. Восприятие внимало наблюдаемому, а я внутренне делал пометки, оставлял засечки во внимании, не упуская и крохи такого реалистичного миража.

Я установил, что рыжина в постаменте вовсе не камень, а истлевшие чертежи людских тел. Также мной было выведено, что радужная переливчатость, которая будто бы обволакивала сундук, была серией четко направленных энергетических сполохов, чья природа стоит за гранью видения.

Мне вспомнилось, что однажды, будучи на довольно чудаческой лекции, спикер вещал о такой субстанции, название которой было не то «Десять к одному», не то «Пространственная десятка». В общем не суть, главным было то, что эта формация была и реальна, и нереальна одновременно, являясь, так сказать, «супом наблюдателя».

Смотревший негаданно напитывал наблюдаемый объект своими представлениями, мыслями, ожиданиями, а тот начинал сперва светиться голубоватым отсветом, а потом принимал переливчатое сияние.

В то время, когда нам поведали о «Десятке», у некоторых внимательных слушателей возник вполне закономерный вопрос: «почему с одними вещами «цветастое превращение» успешно проворачивалось, а другие оставались такими же, как и раньше?» Спикер отвечал, что все дело в изначальном заряде, в матрице, на которой водружен объект.

Чтож, сундук, который я смел рассматривать как раз состоял из этого «небесного материала», чья форма, принимая мои мысленные токи, переливалась сим чудным светом. Я не забыл, что мне требовалось пробраться внутрь данной махины, чтобы окунуться в ее недра, в попытке отыскать свою индивидуализацию, без которой в реальном мире никуда.

Ах, внутренний взор привлек мне в восприятие образ той пришелицы, которая покинула меня в момент, когда все погрузилось в темноту. Ощущения за весь этот период практически не поменялись, я все также ощущал космическую громаду, которой являлся, но слитности совсем не прибавилось.

Продвижение к Изюму давалось легко, никаких препятствий на пути не обнаружилось. Лишь сладость во рту все увеличивалась, грозясь выйти на уровень, где будет невозможно сносить приторность. Если это все-таки произойдет, то придется обрубить вкусовые рецепторы до лучших времен.

Свечение здешних небес принесло с собой мерцающие сполохи неясного происхождения. Сперва появился лиловый отсвет, ярким покрывалом укутавший правую сторону неба, потом явился розовый, и занял левую сторону света.

Мои глаза различали неровности в облачной вышине и именно с тех областей полетели некие белесые птички, которые при приближении, разрослись в полноценных человекоподобных особей с крыльями за спиной.

Среди общего блистающего дня разразилась целая какофония неистовых свистящих звуков. Мне казалось – еще немного и я не выдержу напора этого безумного реализма. Человеческие крыланы окружили меня и принялись пуще прежнего верещать:

– Не туда ты забрался, чудушка!

– Твоя смелость похвальна, но свою индивидуальность ты больше не увидишь.

– Мерцание нашего племени образумит тебя, пришелец!

И меня понесло в сторону к лиловому небу, прямо в средоточие начинавшегося там шторма, который грозно кучил облака, вытягивая из сказочной атмосферы цвета и радость.

Небеса принялись стремительно темнеть, а из меня стала высасываться жизненная сила. Мое громадное тело, казалось, съедалось самим космосом. Ощущать сие было чудовищно, но что было еще более кощунственным в данной ситуации, так это сменившаяся окраска сундука.

С нее слетел весь радужный лоск, притупив восприятие предмета. Сундук превратился в обычную сухую деревяшку. Меня пробило дрожью.

А крыланы, почуяв мое смятенное настроение, усмехнулись, хором сказав:

– Дружбу смахнул с постамента блестящего, и «правда» оголилась, став блеклой материей. Какая жалость!

Жалость. «Какая нелепица, я ведь во сне!» – пронеслись мысли в моей голове. И я принялся превращаться в быстрое торнадо, принимая в себя лилово-розовые облака с ветром.

Телеса все набирались силою и уже ничто не могло меня потревожить своей упадочной возней. Человеческие насмешники тут же разлетелись в разные стороны, освободив обзор. Я оглянулся на окаянный сундук, а бестия снова светилась переливчатым сиянием «Десятки».

Можно было выдохнуть. Ветра развеяли облачную мару и небеса снова превратились в космическую игру, где звездам отдавалось право вести танец. Возражений не последовало!

Мои тела понеслись к громаде волшебного сундука. Когда я поравнялся с его вершиной, под крышкой которой находились мои драгоценные недра, меня заколошматило электричеством.

Энергия била ключом, и я решил воспользоваться этой внезапной вспышкой. Направив пучок намерения на крышку, она сразу озарилась очень ярким свечением, практически ослепив зрительные органы восприятия. Через долгое мгновение мне послышался треск, а за ним пронесся оглушительный взрыв. Крышка оказалась вскрыта.

Внутренности сундука озадачили. Там находились тонкие ниточки некого светящегося субстрата, очень схожего с электрическими сетками. Мне одновременно хотелось нырнуть в это тихо клокотавшее мерцающее море, и в то же время я мялся – нечто подсказывало мне, что подобная опрометь плохо кончится для сознания. «Так что же делать?»

– Неужели дурачишке непонятно, что вящее – суть игра, а как раз игра является составляющей видимой реальности!

Девичий голос и слова резко вывели меня из ступора. Я принялся оглядываться, но меня обступали все те же сумерки, что и раньше. И тут пришла подсказка – внутренний взор.

Рассредоточив мыслительный аппарат и отмежевавшись от внешних раздражителей я ринулся внутрь себя. Первое время мне попадались только звездная игра и вращения галактических рукавов, но уже через несколько мгновений мне предстал образ той девушки, которая в бытование прошлого заключила меня в ореол голубого света.

Она звонко смеялась, глядя на меня, а я вдруг как-то оробел сразу, скукожившись в малюсенький шарик, который та с большим довольствием вложила в кармашек своего бело-серебристого пиджачка.

Дева принялась рассказывать историю об Изюме, о котором я уже и думать забыл, сосредоточившись на сундуке и моей пропаже.

– Достопочтенный старец, что млел у тебя в руках сразу привлек мое чуткое внимание. Я превратилась в срединное существо, именуемое