подкатывается к следующей станции, распахиваются двери. Алёна подхватывает Танюху и буквально выталкивает её из вагона, пока та застыла в позе «самсу держащая». Её пальцы намертво вгрызаются в пакетик.
– Танюх, мы приехали. Ты чего? – Спрашивает Алёна, пытаясь вырвать из рук сестры самсу.
Но Таня молчит и смотрит вслед уходящему поезду.
– Танюх, ты чего, из-за этой, что ли? Ты же на такое внимание не обращаешь обычно. Ты ж у меня – ого-го и эге-гей, Танюх!
Таня отворачивается от сестры и ещё крепче прижимает к себе жёлтый пакетик.
– Танюх, в самом деле, перестань. Странно так, что ты ей ничего не ответила. Вы ж с ней одного поля… Ты ведь такая же…
Таня вжимает голову в плечи и медленно поворачивается к Алёне, пытаясь увернуться от табуна пассажиров. Глаза у Тани блестят, как мраморная отделка на стенах, и бегают туда-сюда. Только что сбитая с ног встречным напором такого же локомотива, как и она, Таня выглядит маленькой и лишней в этой огромной каменной пещере; выглядит, как Таня, Танечка – не Танюха. Её колёса останавливаются, и поезд дальше не идёт. Таня бросает взгляд на застывшую в толпе Алёну и пронизывает её насквозь. Алёна чувствует этот холод, по рукам бегут мурашки: таких глаз у Тани она никогда не замечала. Она подходит к сестре и обнимает её, но отдачи не чувствует. Таня стоит стволом, вросшим в каменное дно платформы. Мимо проходят люди; они цыкают на остановившихся посреди прохода сестёр, шипят им в спины, задевают сумками. Алёна чувствует, как через ворот куртки намокают её ключицы, прямо в том месте, куда Таня приложила щёку. Они стоят так, может, минуту, может, три, в ароматном коконе из лука и стали.
– Я просто не умею быть другой. – Шепчет Таня, не отрывая щёку от Алёны, когда очередной поезд закатывается в тоннель, оставляя на перроне белый шум. – Не знаю, как по-другому. Просто я такая. Я такая. – Знаю, – отвечает Алёна, стараясь не прижиматься к масляному пакету животом, – не хотела говорить, что ты такая же. Прости. – Нет, ты всегда так думала, а сейчас произнесла вслух. – Таня отрывает голову от сестры и сквозь чёрные разводы фокусируется на её лице. – Но говори мне это почаще, ладно? Я постараюсь по-другому, ладно? – Таня вытирает рукавом глаза и, наконец, разжимает ладонь с пакетом. – Будешь?
– Танюх, мы приехали. Ты чего? – Спрашивает Алёна, пытаясь вырвать из рук сестры самсу.
Но Таня молчит и смотрит вслед уходящему поезду.
– Танюх, ты чего, из-за этой, что ли? Ты же на такое внимание не обращаешь обычно. Ты ж у меня – ого-го и эге-гей, Танюх!
Таня отворачивается от сестры и ещё крепче прижимает к себе жёлтый пакетик.
– Танюх, в самом деле, перестань. Странно так, что ты ей ничего не ответила. Вы ж с ней одного поля… Ты ведь такая же…
Таня вжимает голову в плечи и медленно поворачивается к Алёне, пытаясь увернуться от табуна пассажиров. Глаза у Тани блестят, как мраморная отделка на стенах, и бегают туда-сюда. Только что сбитая с ног встречным напором такого же локомотива, как и она, Таня выглядит маленькой и лишней в этой огромной каменной пещере; выглядит, как Таня, Танечка – не Танюха. Её колёса останавливаются, и поезд дальше не идёт. Таня бросает взгляд на застывшую в толпе Алёну и пронизывает её насквозь. Алёна чувствует этот холод, по рукам бегут мурашки: таких глаз у Тани она никогда не замечала. Она подходит к сестре и обнимает её, но отдачи не чувствует. Таня стоит стволом, вросшим в каменное дно платформы. Мимо проходят люди; они цыкают на остановившихся посреди прохода сестёр, шипят им в спины, задевают сумками. Алёна чувствует, как через ворот куртки намокают её ключицы, прямо в том месте, куда Таня приложила щёку. Они стоят так, может, минуту, может, три, в ароматном коконе из лука и стали.
– Я просто не умею быть другой. – Шепчет Таня, не отрывая щёку от Алёны, когда очередной поезд закатывается в тоннель, оставляя на перроне белый шум. – Не знаю, как по-другому. Просто я такая. Я такая. – Знаю, – отвечает Алёна, стараясь не прижиматься к масляному пакету животом, – не хотела говорить, что ты такая же. Прости. – Нет, ты всегда так думала, а сейчас произнесла вслух. – Таня отрывает голову от сестры и сквозь чёрные разводы фокусируется на её лице. – Но говори мне это почаще, ладно? Я постараюсь по-другому, ладно? – Таня вытирает рукавом глаза и, наконец, разжимает ладонь с пакетом. – Будешь?