Павел Тетерин Осторожно, двери открываются

«Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора» – голос, искажённый громкоговорителями, гремел в воздухе, но в этом призыве не было особой необходимости – эскалатор был и так забит до отказа и, кажется, едва справлялся с количеством пассажиров, которых ему приходилось натужно тащить наверх. Я замер, стиснутый людьми со всех сторон – спереди мой нос практически упирался в туго обтянутую синей тканью спину какой-то габаритной дамы, рядом с ней стоял высокий мужчина в шляпе и длинном плаще, сбоку, слева от меня, замер смуглый рабочий в чумазой спецовке, сжимавший в руках какой-то длинный газетный свёрток, скорее всего какой – то инструмент, и сзади тоже подпирали люди, которых рассмотреть я не мог. Все стояли слишком плотно, никто не разговаривал. Эскалатор медленно полз наверх, поскрипывая своим зубчато – шестерёнчатым нутром, и только вертикальные плафоны освещения, словно выставленные через каждые несколько метров часовые, безмолвно провожали нас своим приглушенным светом.

Я, задумавшись, не заметил, как поручень утащил мою руку вперёд, заставив чуть ли не приобнять нависшую надо мной спину соседки, и переставил руку обратно, поближе к себе.

Я уже вторые сутки почти не спал, и состояние было такое, знаете… Те, кто работает на износ, пренебрегая сном, хорошо знают его. Это похоже на своеобразное опьянение – только не такое, какое вызывает, например, алкоголь. Когда организм работает на пределе возможностей, ты начинаешь видеть мир тоже под каким-то определённым, другим углом… Но – если на душе у тебя всё хорошо, ты счастлив и оптимистично смотришь на жизнь, а не уныло, стиснув зубы влачишь своё существование, ты точно найдёшь в этом особенном состоянии массу плюсов.

Вот и сейчас – изрядно утомленный после ночной рабочей смены на одной работе, я ехал сразу на вторую – и утренняя толчея вокруг как-то особенно обволакивала меня, океан из людей окутывал, подхватывал и нес с собой, лишь изредка бросая в лицо брызгами обрывки чьих-то голосов и фраз, выскакивающих внезапно из общего шума вокруг.

Навстречу мне тоже полз поток людей – правда, не такой плотный, как наш. Я стоял и смотрел, стараясь сильно не таращиться на кого-то отдельно – что поделать, люблю я разглядывать людей. Лица спускающихся на станцию были в основной своей массе хмурые, ну или как минимум утренне – сосредоточенные. Но случались и исключения – например, только что навстречу мне проехала ужасно милая пара – оба в очках и явно купленных в одном магазине ярких шапках, молодые парень и девушка стояли, обнявшись, не замечая никого вокруг, практически упираясь друг в друга носами – довольные и счастливые в своём маленьком мирке, где им явно было очень хорошо. Я невольно немного проводил их взглядом и отвернулся, чтобы не смущать – хотя они, скорее всего, вовсе и не заметили меня.

Московское метро всё-таки ужасно романтичное место. Я, увы, не был в метро в других городах, кроме, пожалуй, питерского, но именно московское метро, его теплое дыхание, запах, который невозможно спутать ни с чем другим, навсегда занял какое-то своё, особое место у меня в душе. Приехав в Москву с Дальнего Востока, я открывал для себя этот сердитый, вечно куда-то спешащий город, конечно же, во многом под завывание и грохот колес вагонов метрополитена в тоннелях, под гул тысяч торопящихся по своим делам людей, под звук сигнала, после которого следует объявление следующих станций, и всего остального, что представляет из себя московский метрополитен – не как организация или госструктура, а как нечто, записывающее себя в память обычного человека, чтобы остаться там на всегда. Ведь все знают, наверное, как это – мчаться со всех ног, чтобы успеть до часу ночи на последний поезд, а потом идти по уже остановившему свой бег, непривычно застывшему эскалатору в опустевших переходах, лишь изредка натыкаясь на таких же, как и ты, припозднившихся полуночников. Или как романтично беспокойно ехать с понравившейся тебе девушкой, крепко вцепившись одной рукой в поручень, а другой – стараться при малейшей качке вагона ухватить её за талию, а вагон в эти моменты как назло, едет тихо, не шелохнувшись, словно насмехаясь над тобой… Но потом – вдруг, словно сжалившись, как тряхнёт – и ты, конечно не упускаешь свой шанс, крепко прижав её к себе в этот момент, мимолётно втянув носом запах волос…

– Молодой человек, вы случайно не могли бы мне помочь? – услышал я вдруг позади себя мелодичный женский голос.

Я обернулся и увидел стоящую рядом невысокую девушку с платком на шее и каштановыми волосами до плеч, в берете, который обычно принято изображать головным убором художника. На ней было расстегнутое пальто, а руки она прижимала к груди – и испуганно озиралась по сторонам, явно вот-вот готовая расплакаться.

– Чем могу быть полезен? – осторожно спросил я. Обычно люди не торопятся обращаться ко мне за помощью – как правило, небритый, хмурый и не выспавшийся, нередко в рабочей камуфляжной одежде, я выглядел если не зловеще, то, как минимум, настораживающе. Люди – особенно вот такие вот девушки – шарахались от меня в сторону, если вдруг встречали в каком-нибудь немноголюдном переходе. Я не расстраивался – меня это забавляло, потому что по своей натуре я был скорее добрым и совершенно беззлобным человеком, неспособным на агрессию или какие-то поступки, которых от меня могли ожидать окружающие, неправильно трактуя хмурый и суровый внешний вид.

– У меня… я – смущаясь заговорила она и густо залилась краской, беспомощно озираясь по сторонам, продолжая как-то нервно прижимать руки к груди. – Вы не могли бы посмотреть там, внизу… – и она наклонила голову, пытаясь что-то высмотреть где-то в темноте под ногами – там, где медленно ползли ступени эскалатора и жило своей жизнью его металлическое нутро.

Она подняла на меня полные мольбы глаза.

– У меня пуговица оторвалась… Верхняя, от блузки. Куда-то туда, вниз упала…

Я невольно посмотрел на её судорожно прижатые к груди руки и поспешно отвёл взгляд. Теперь смутиться пришлось мне – я, конечно, ничего не увидел, да и не пытался рассмотреть, но… причины для беспокойства у неё, видимо, были существенные.

– Да -да, конечно – засуетился я, наклонился и стал шарить глазами под ногами – но первого же взгляда было достаточно, чтобы понять всю тщетность этой бесполезной затеи – разве что успокоить мою внезапную спутницу. Ступеньки эскалатора, мало того, что быстро ползли и имели широкие, по меркам пуговицы, щели по сторонам, так ещё и сами были одним большим скоплением щелей – поэтому злосчастная пуговица, если даже и не осталась где-то