Анастасия Левентинова Жертва Нави

I

Кай садится на парапет и наблюдает за темными, тянущими к нему свои щупальца, речными водами. Действительно живые, подвластные невидимому и всесильному Создателю, который недоступен спящим так же как и бодрствующим – Всевышний.

– Ты снова здесь.

Почти невесомое, но дружеское прикосновение к плечу возвращает Кая на поверхность сна. Голос Мары подобен треску рвущегося полотна ткани ночного неба над их головами, – скоро природа выдохнет рассветным туманом, откроет глаза, прокладывая взглядом золотую дорогу утру. Но Кая здесь уже не будет. Все, что происходит в этом мире с приходом рассвета известно ему лишь со слов Мары.

– А ты снова меня нашла. Как?

– Это нетрудно. Посмотри. – девушка опустилась рядом с ним и обвела рукой пространство перед ними. – Что ты видишь?

Кай машинально сощурился, проследив за движением ее ладони. Впереди была только траурная лента реки, вдалеке уходящая направо за земляной выступ. Ни одного живого существа, кроме щупалец, но о них он говорить, по правде говоря, боялся. И не столь того, что будет высмеян, сколько того, что этот мрак наряду с монстроподобными порождениями сна касаются только его; и делиться переживаниями с пусть хоть и постоянной спутницей своего сна, но говорящей размыто и абстрактно, он не хотел.

– Ночь, пожалуй, и пустоту. – Кай попытался поймать ее взгляд, но девушка смотрела прямо на горизонт. – Еще тебя вижу, но это банально.

Девушка опустила ладонь, попутно рисуя в воздухе плавные изгибы. В темноте ее волосы казались еще чернее, будто и вправду притягивали как магнит мельчайшие крупицы света и поглощали их. Как она могла знать о том, что происходит с наступлением рассвета, если сама была порождением ночи?

Крик ночной птицы дернул натянутые струны нервов, скользяще проносясь вдоль стенок черепной коробки. Кай раздраженно цокнул языком, кляня Мару за затянувшееся молчание. Он не удивился бы, если бы узнал, что это по ее велению пернатая решила разрезать тишину. Девушка наконец отрешенно улыбнулась, стеклянными глазами смотря перед собой, и тихо произнесла:

– Вот так и с тобой. В темноте всегда найдешь источник света.

Из-под широкого рукава ее кофты снова показалась ладонь, – на приподнятом кверху указательном пальце искрился золотистый огонек. Девушка поднесла его ближе к глазам и посмотрела на Кая. Озаряясь слабым светом огонька, радужки ее глаз приобрели грязный серый цвет, хотя он помнил, что при лучшем освещении они светлее чистого белого. Под натиском тяжелых век ее взгляд казался излишне тяжелым, ощупывающим самые интимные участки его сознания.

– Но тебе пора. – шепот отразил всю непреклонность, которую Кай успел в ней разглядеть, попутно копаясь в себе. – Здесь утро наступает раньше, а тебе еще вспоминать сон.

Кай недовольно поморщился, переводя взгляд вниз. Щупальца стали агрессивнее сплетаться друг с другом, погружаясь в воду и выныривая из нее, как живое существо в агонии. Наступление утра приводило их в нетерпение, может, пугало – он видел это явление не в первый раз.

Мара легко перепрыгнула через ограждение и теперь следила за его движениями. Ощущая под ее взглядом нарастающую неловкость, он пытался придумать любой повод, чтобы в этот раз задержаться здесь подольше. Каждый раз она заставала его врасплох, откидывая в реальность, а по возвращении в сон говорила только загадками.

Но едва он крепко встал на ноги, как Мара прижала светящиеся кончики указательных пальцев к его вискам. Он почувствовал привычное перетекание теплого света с ее пальцев к себе в голову, отчего та начала тяжелеть, тянуть к земле. И хоть сейчас он отчаянно старался оставлять глаза открытыми, чтобы запечатлеть начало утра и гипнотический взгляд Мары, противиться неведомой силе пробуждения он был не в состоянии.

Пространство схлопнулось, мост под ногами превратился в картонную декорацию, и ноги, потеряв опору, привычно ухнули вниз.

***

Мягкое прикосновение затылка о подушку побудило Кая открыть глаза. Над головой – облезлый потолок с желтыми пятнами, в нос бьет запах отсыревшего белья. Плотный туман наступившего утра наяву просочился через трещины в оконной раме и стелется по полу. Грязный серый цвет обоев возвращает парня в минувший сон, который на цыпочках покидает комнату, но здесь, на дне яви глаза Мары он не видел за стеклами очков-кошачьих глаз, которые явственно отражали ее натуру.

Уважение к чужому недугу заканчивается при нарушении личных границ даже во сне, и Кай прыгает с кровати, которая отдает мерзким режущим скрипом, начиная спешно приводить себя в порядок перед грядущей встречей.

II

Ступень за ступенью как победа над самим собой. Кай чувствует, как усиливается притяжение, вытягивающее его душу из тела. Мара не должна обладать наяву такой силой. Это немыслимо! Пытаясь убедить себя ради праведного гнева, что эта девушка – просто самое дикое существо с нарциссическими замашками, не стоит его нервов, а значит, поднимаясь сейчас в ее коммунальную квартиру, он выставлял себя посмешищем.

Под подошвой ботинка раздался поминальный клич упаковки Mars’а. Эта парадная никогда чистотой не блистала, Кай даже привык к живописному хламу, распиханному по углам, и воспринимал его как часть дома. Но чтобы избавиться от всего мусора в нем – придётся его сжечь, а это уже кощунство. Вот и стоит этот дом как рак-отшельник, облепленный мусором, в липких подтеках (не прикоснись – превратишься в муху, застрявшую в паутине; а консьержка-паук высосет из тебя все соки). Зато внутри он как бабушкина шкатулка: тут и обедневшие богачи, донашивающие окисленное серебро и потускневшее золото в растянутых мочках ушей, и студенты – пустые и голые в своём безденежье; у них вечно открыты рты, как у рыбы, выброшенной на берег, им так же нужен кислород, а ещё халявная еда; и дети с пластмассовыми бусами на шеях и перьях в волосах – им ещё не надоело играть в салон красоты и индейцев. Есть и ещё одна категория, в которую попадает Мара – у них нет ни золота, ни серебра, ни пластмассы, а рты у них закрыты так же как и глаза. Последние, правда, при этом скрыты. И у каждого по своей причине.

Преодолев последние ступени до третьего этажа, Кай ступает на идущий пузырями линолеум. В воздухе смешался запах чего-то жареного и цитрусового, отчего парень оскорбляется до глубины души – синтез запахов столь несовместимых, хоть и приятных по отдельности, вызывает тошноту. Он должен был к этому привыкнуть, в конце концов, сам живет чуть ли не на дне речном.

– Передай ей, – грузная женщина, держа в руке деревянную лопатку, кивает на потрескавшуюся дверь в комнату