попались. Зато была тушенка. Я съел тушенку, сделал себе кофе и стал пить чашку за чашкой, пока не обнаружил себя заснувшим за кухонным столом с сигаретой в руке. Я потушил сигарету, перебрался на диванчик и тут же вырубился.
На удивление, я проспал довольно долго. Уже рассвело, когда я проснулся. На улице редкие прохожие шли к станции. Две или три машины проехали… Наверно, было около семи. Большой будильник на кухне остановился, и точное время узнать я не мог. Я огляделся. Эти обои, и стол, и плита, и шкаф-колонка, и пара табуреток с голубыми сидениями и лакированными ножками чуть под углом… Все было очень привычным. Я жил в такой же квартире до 18 лет, а потом – еще в нескольких других, очень похожих, в начале 2000-х, когда снимал жилье подешевле. К тому времени вся эта мебель уже разваливалась… Считалась нестильной, смешной, дурацкой… Но сейчас-то она была новой! Только с завода!.. Или из магазина – по блату?… Какое-то время я думал, знали бы люди сейчас, что за 18 лет их ждут впереди. Пока их мебель будет ветшать, выходить из моды… Я думал об этом, ощущая величественную поступь истории… Им ведь конец. Их миру, их уверенности, привычкам… Наверху уже в курсе. Но даже там не понимают, насколько все серьезно. Андропов со своим «Мы не знаем нашей страны»… оказался почти битником! Камо грядеши, Советский Союз, в переполненном троллейбусе в предрассветных сумерках?!… Потом мне это надоело, и я сделал круг по квартире. Две комнаты. Мебели еще почти нет. Балкон. В комнате с балконом на стене висел индейский убор из перьев. Красивая штука и, судя по всему, настоящая. Поэтому примерять я не стал – побоялся сломать. Также в комнате были книги. Лежали прямо на полу в несколько столбиков. Я взял одну сверху – что-то по этнографии Севера – и пошел с ней в туалет. На самом деле, мне в этой квартире нравилось. Мало вещей, много света. Ближайшие соседи только через три этажа, а это значит – минимум встреч в лифте или около подъезда и никаких криков за стеной… К тому же, люди они, с большой вероятностью, интеллигентные (почему-то мне так казалось), так что лишние вопросы и неожиданные визиты (выпить с новоселом, посмотреть, какой я мужик) тоже исключались. В общем, хорошее место, чтобы спрятаться. Сколько, Болдырев написал, хозяин будет в отъезде? Пока от меня требовалось только одно – вести обычный образ жизни. Уходить утром «на работу», возвращаться вечером. Наверняка я очень скоро смогу полностью адаптироваться, освоюсь, перестану выделяться… Вы ведь тоже замечали это? В нашу эпоху начала 2020-х люди на старых фотографиях уже не кажутся какими-то неестественными, какими-то не такими. Мы так много впитали из других времен, в нас так много намешано – всех этих субкультур, стилей… Мы словно универсальный реципиент. В плане культуры и истории. 60-е, 70-е, 1920-е – нам все подходит. Возможно, я просто постарел, взгляд у меня замылился, и я уже ничему не удивляюсь, но, мне кажется, прежде мы реагировали на прошлое гораздо острее. Там – в будущем – у нас есть мода из 80-х, есть дискотеки 80-х и 90-х, есть голубые огоньки, где умершие звезды соседствуют с теми, кто еще жив, будто боги на Олимпе… Само собой такое способствует… Некоторому разжижению… Границ и мозгов… С другой стороны, до ковида у нас были бесконечные каверы, ремейки голливудских хитов, фильмы о советском прошлом. Прибавьте к этому тему попаданцев, столь популярную уже лет десять назад… Короче, мы хорошо подготовились к путешествиям во времени. Видимо, поэтому я и здесь.
Честно говоря, к своему путешествию я-то подготовился лучше всех. Деньги, документы, одежда, вписки… Даже цель у меня была… Я чувствовал себя диверсантом. Сильнее всего я почувствовал это, когда отправился в магазин, перетрогал хлеб привязанной к шкафу ложкой, отстоял очередь в мясной отдел и за конфетами и на кой-то черт купил сразу две пачки маргарина. Вероятно потому, что это был почти единственный товар, которого в красногорском гастрономе было много… Эпоха дефицита! А я, возможно, захапал себе чью-то порцию и повлиял на ход истории… Не говоря уже о раздавленных по пути насекомых и привнесенных мною вирусах!.. Говорю же – настоящий диверсант! Потрудился на славу! Я вернулся в квартиру, поставил вариться жилистый кусок мяса и снова попытался читать. Ту книгу по этнографии северных народов. Меня все эти виды домотканых рубашек, полосок на штанах, узоров на горшках и заунывных песен никогда особо не интересовали. Но теперь я был в той же ситуации, что и автор книги. Я столкнулся с иной культурой, и на меня ворохом сыпались ее артефакты: талончики, чеки, деньги, сигареты, фразы… Наверно, неплохо бы в этом разобраться и увидеть за артефактами настоящую жизнь. Но я не был уверен, что способен на это. Я оказался диверсантом-этнографом без должной подготовки. Все что мне оставалось – ждать.
Я прожил в этой квартире две недели, добросовестно соблюдая режим. В восемь утра уезжал в Москву на переполненной электричке и возвращался около восьми-девяти вечера, пропустив основной час пик. Все как у людей… Почти. За это время я подстригся в парикмахерской, которую посоветовал мне Болдырев, и купил туфли. Советские. Дорогие и неудобные. Также я купил зонт, и с этим проблем, несмотря на дефицит, почему-то не возникло. Питался я в бутербродных и бесчисленных пельменных: на Никольской (25 Октября), на Китай-городе, на Цветном, у рынков… Я везде побывал. С покупками в универсамах я завязал – все казалось, что забираю чужую пайку. Целыми днями я разъезжал по городу: гулял в парках, заходил в музеи. В музеях я иногда доставал блокнот и ручку и делал вид, что пишу – ну, как будто я ученый, проводящий какое-то исследование и фиксирующий гениальные наблюдения. Однажды в Тропининском музее я осмелел и обратился за разъяснением к экскурсоводу. Вроде мне надо уточнить пару нюансов относительно портрета той девушки… Да, той самой… Для небольшой научной статьи… Мы мило побеседовали. Я кивал и соглашался. Задавал уточняющие вопросы… В конце извинился, что украл у собеседницы двадцать минут от перерыва на обед, и ушел сам не свой от возбуждения. Все-таки я впервые поговорил с кем-то с тех пор, как попал сюда! Если не считать моего будущего ректора… Правда, на сей раз я немного схитрил – в будущем я работаю в этом музее. А экскурсовод, с которой я так мило беседовал о творчестве Тропинина, – моя непосредственная начальница. Жуткая грымза, если что… Но тогда, в восьмидесятых, она ничем не уступала девушке на портрете. Такая же свежая, простая, открытая, веселая, озорная… Ах, эти чертовы прилагательные!… Сама молодость, короче… И еще – этот легкий запах цветов… В своих разъездах и
На удивление, я проспал довольно долго. Уже рассвело, когда я проснулся. На улице редкие прохожие шли к станции. Две или три машины проехали… Наверно, было около семи. Большой будильник на кухне остановился, и точное время узнать я не мог. Я огляделся. Эти обои, и стол, и плита, и шкаф-колонка, и пара табуреток с голубыми сидениями и лакированными ножками чуть под углом… Все было очень привычным. Я жил в такой же квартире до 18 лет, а потом – еще в нескольких других, очень похожих, в начале 2000-х, когда снимал жилье подешевле. К тому времени вся эта мебель уже разваливалась… Считалась нестильной, смешной, дурацкой… Но сейчас-то она была новой! Только с завода!.. Или из магазина – по блату?… Какое-то время я думал, знали бы люди сейчас, что за 18 лет их ждут впереди. Пока их мебель будет ветшать, выходить из моды… Я думал об этом, ощущая величественную поступь истории… Им ведь конец. Их миру, их уверенности, привычкам… Наверху уже в курсе. Но даже там не понимают, насколько все серьезно. Андропов со своим «Мы не знаем нашей страны»… оказался почти битником! Камо грядеши, Советский Союз, в переполненном троллейбусе в предрассветных сумерках?!… Потом мне это надоело, и я сделал круг по квартире. Две комнаты. Мебели еще почти нет. Балкон. В комнате с балконом на стене висел индейский убор из перьев. Красивая штука и, судя по всему, настоящая. Поэтому примерять я не стал – побоялся сломать. Также в комнате были книги. Лежали прямо на полу в несколько столбиков. Я взял одну сверху – что-то по этнографии Севера – и пошел с ней в туалет. На самом деле, мне в этой квартире нравилось. Мало вещей, много света. Ближайшие соседи только через три этажа, а это значит – минимум встреч в лифте или около подъезда и никаких криков за стеной… К тому же, люди они, с большой вероятностью, интеллигентные (почему-то мне так казалось), так что лишние вопросы и неожиданные визиты (выпить с новоселом, посмотреть, какой я мужик) тоже исключались. В общем, хорошее место, чтобы спрятаться. Сколько, Болдырев написал, хозяин будет в отъезде? Пока от меня требовалось только одно – вести обычный образ жизни. Уходить утром «на работу», возвращаться вечером. Наверняка я очень скоро смогу полностью адаптироваться, освоюсь, перестану выделяться… Вы ведь тоже замечали это? В нашу эпоху начала 2020-х люди на старых фотографиях уже не кажутся какими-то неестественными, какими-то не такими. Мы так много впитали из других времен, в нас так много намешано – всех этих субкультур, стилей… Мы словно универсальный реципиент. В плане культуры и истории. 60-е, 70-е, 1920-е – нам все подходит. Возможно, я просто постарел, взгляд у меня замылился, и я уже ничему не удивляюсь, но, мне кажется, прежде мы реагировали на прошлое гораздо острее. Там – в будущем – у нас есть мода из 80-х, есть дискотеки 80-х и 90-х, есть голубые огоньки, где умершие звезды соседствуют с теми, кто еще жив, будто боги на Олимпе… Само собой такое способствует… Некоторому разжижению… Границ и мозгов… С другой стороны, до ковида у нас были бесконечные каверы, ремейки голливудских хитов, фильмы о советском прошлом. Прибавьте к этому тему попаданцев, столь популярную уже лет десять назад… Короче, мы хорошо подготовились к путешествиям во времени. Видимо, поэтому я и здесь.
Честно говоря, к своему путешествию я-то подготовился лучше всех. Деньги, документы, одежда, вписки… Даже цель у меня была… Я чувствовал себя диверсантом. Сильнее всего я почувствовал это, когда отправился в магазин, перетрогал хлеб привязанной к шкафу ложкой, отстоял очередь в мясной отдел и за конфетами и на кой-то черт купил сразу две пачки маргарина. Вероятно потому, что это был почти единственный товар, которого в красногорском гастрономе было много… Эпоха дефицита! А я, возможно, захапал себе чью-то порцию и повлиял на ход истории… Не говоря уже о раздавленных по пути насекомых и привнесенных мною вирусах!.. Говорю же – настоящий диверсант! Потрудился на славу! Я вернулся в квартиру, поставил вариться жилистый кусок мяса и снова попытался читать. Ту книгу по этнографии северных народов. Меня все эти виды домотканых рубашек, полосок на штанах, узоров на горшках и заунывных песен никогда особо не интересовали. Но теперь я был в той же ситуации, что и автор книги. Я столкнулся с иной культурой, и на меня ворохом сыпались ее артефакты: талончики, чеки, деньги, сигареты, фразы… Наверно, неплохо бы в этом разобраться и увидеть за артефактами настоящую жизнь. Но я не был уверен, что способен на это. Я оказался диверсантом-этнографом без должной подготовки. Все что мне оставалось – ждать.
Я прожил в этой квартире две недели, добросовестно соблюдая режим. В восемь утра уезжал в Москву на переполненной электричке и возвращался около восьми-девяти вечера, пропустив основной час пик. Все как у людей… Почти. За это время я подстригся в парикмахерской, которую посоветовал мне Болдырев, и купил туфли. Советские. Дорогие и неудобные. Также я купил зонт, и с этим проблем, несмотря на дефицит, почему-то не возникло. Питался я в бутербродных и бесчисленных пельменных: на Никольской (25 Октября), на Китай-городе, на Цветном, у рынков… Я везде побывал. С покупками в универсамах я завязал – все казалось, что забираю чужую пайку. Целыми днями я разъезжал по городу: гулял в парках, заходил в музеи. В музеях я иногда доставал блокнот и ручку и делал вид, что пишу – ну, как будто я ученый, проводящий какое-то исследование и фиксирующий гениальные наблюдения. Однажды в Тропининском музее я осмелел и обратился за разъяснением к экскурсоводу. Вроде мне надо уточнить пару нюансов относительно портрета той девушки… Да, той самой… Для небольшой научной статьи… Мы мило побеседовали. Я кивал и соглашался. Задавал уточняющие вопросы… В конце извинился, что украл у собеседницы двадцать минут от перерыва на обед, и ушел сам не свой от возбуждения. Все-таки я впервые поговорил с кем-то с тех пор, как попал сюда! Если не считать моего будущего ректора… Правда, на сей раз я немного схитрил – в будущем я работаю в этом музее. А экскурсовод, с которой я так мило беседовал о творчестве Тропинина, – моя непосредственная начальница. Жуткая грымза, если что… Но тогда, в восьмидесятых, она ничем не уступала девушке на портрете. Такая же свежая, простая, открытая, веселая, озорная… Ах, эти чертовы прилагательные!… Сама молодость, короче… И еще – этот легкий запах цветов… В своих разъездах и