нас выбирает судьбу.

Да пребудет незыблема воля Его!

Песнь бедуина

О многих из этих бойцов, часть из которых передвигалась по Негеву на верблюдах, до сих пор ходят легенды. Ну, а шейх Ауда был одним из самых лучших. Его умение поражать цель на скаку, сидя на верблюде, поражало очевидцев.

Хроники Негева

Первый крик мой звучал на заре,

когда небо становится синим.

Я рожден в бедуинском шатре

посредине Великой пустыни.

Ночью небо как россыпь углей,

Солнце — дар Всемогущего бога.

Бедуин не привязан к земле.

Дом его: лишь шатер да дорога.

Славу предков в стихах воспою.

Дар певца мне дарован Аллахом:

Род мой славен, неистов в бою,

и мужчины не ведают страха.

Меч Небес, Аудẚ Моамẚр,

побратим самого Сал-ад-Диина,

для кяфиров беда и кошмар

от Какýра до Ур-Шалаима.

(Какур — крепость крестоносцев)

Достославны Халѝб и Сардẚр,

Джад, Закẚрия, сын Исмаѝла,

Зейд, Рашид и Али Моамẚр.

Мы их помним и чтим их могилы.

Семь имен. Каждый, — славный боец.

Моамаров все помнят доныне.

Мы верблюдов стада и овец

выпасали в Великой пустыне.

Я — восьмой. Вас уверить дерзну:

в шестьдесят воин не из последних.

Взял себе молодую жену.

Роду нужен мужчина — наследник.

Лѐйла, страстных восторгов хурджин!

О царица моих дромедáров!

Подари мне девятую жизнь!

Да продолжится род Моамáров!

Негев. Январь

Я иду по Палестине.

Скалы, склоны и пустыня.

Сверху небо синим-сине, -

чайных стран старинный зонт.

Зимний ветер лапой львиной

треплет с нежностью седины

Древний Негев, чуть картинно,

опрокинул горизонт.

Щедры влагой были тучки.

Чуть зеленые колючки

тянут ветки, словно ручки

в пьяном танце к небу вверх.

Где водой прорыта балка

преет пряная фиалка.

И прожитых лет не жалко

после дождичка в четверг.

Негев зимой. Вальс

Ливни на Юге, на Севере буря со снегом.

Небо тяжелое, серое, словно кошма.

Тут не до шуток: сварливо нахмурился Негев.

Стынет Израиль. И вправду настала зима.

Пальмы порывами ветра трясет как тростинки.

Ветер с дождем, а к рассвету и вовсе плюс пять.

Как надоело носки одевать и ботинки

чтобы по лужам с собакой пойти погулять!

Влага и сверху, и снизу обрыдлая влага.

Дождь то как морось, то ливнем — почти ассорти.

Влага в пустыне, конечно, великое благо,

Но и во благе неплохо бы меру блюсти.

Не поддадимся депрессии влажной гипнозу!

Гавкнем, и хвост пистолетом, Дружок!

Ведь над Хермоном назавтра согласно прогнозу

будет безветренно и обещают снежок.

Вот и не льет, только тучи на куполе пегом.

"Мѝнет и это", — сказал бы мудрец Соломон.

Надо внучат наконец познакомить со снегом.

Ладно, зима так зима! Жди нас скоро, Хермон!

Хамсин

(Диалог с собакой)

А гулять я с тобой не пойду, извини.

Снова в воздухе пыль и за сорок в тени.

Рыжий пот заливает и режет глаза.

Нам, собакам, гулять в это время нельзя.

Этот ветер с песком африканских пустынь

меж собой мы зовем с уваженьем "хамсин".

Закаливший свой дух в левантийской золе,

он издревле прописан на этой земле.

Старобытный зверюга, горячий дракон

с длинным пыльным хвостом, не считает препон.

В нем жестоких берберов горячая кровь

Злоба проданных черными черных рабов.

Здесь, на ближневосточном своём рубеже

Мы к горячим соседям привыкли уже

Притерпелись, проблемы и беды деля.

Что поделаешь? Это ведь наша земля!

В еврейский праздник суккот

Колдовских древних слов сочетанья

В них надежда на Бога и страх,

Все мы помним, что значат скитанья

жили предки в пустыне в шатрах.

Мы держались традиций веками

хоть свободен наш дух и нестрог.

Ламп гирлянда мигнет огоньками.

Так поднимем ЛУЛАВ и ЭТРОГ!

И в палатке под листьями пальмы,

При открытом пологе входном,

Будем медленно есть и печаль мы

запивать будем красным вином.

Шар луны в неба синем бассейне,

воздух светится от волшебства,

"Будь БАРУХ АДОНАЙ ЭЛОГЭЙНУ!"

повторяем молитвы слова.

Мы не голодны, Боже, и здравы,

Нам учиться-работать не в лом.

Мы не просим богатства и славы

Все что нужно — один лишь ШАЛОМ

До рассвета растянется ужин

Будет пища лежать на столе

Помоги, Адонай! Нам лишь нужен

мирный труд на свободной земле!

Древний Акко

Пепел времени — пыль да порох

в порах трещин в твоих стенах.

Акко, Акра, — преданий ворох!

Чем ты бредишь в полночных снах?

Видишь ты египтян колесницы,

ассирийских копий леса?

Может, звон монет тебе снится,

финикийские паруса?

Богател на торговле перцем

в разноречии толп людских.

Помнишь Ричарда с львиным сердцем?

Крестоносцы, ты помнишь их?

Был твой порт всем народам базаром

и весь мир в ладони держал.

И тебя ценили не даром

как в подбрюшье Востока кинжал.

Ах, как славно здесь бились турки,

прикрывая Иерусалим.

Видел ты Бонапарта фигурку?

Как он рвался к стенам твоим!

А потом и турков не стало.

Стал ты, Акко, вонючий хлев.

Лишь мослами покачивал вяло

переевший Британский лев.

Но свалил он к своей бленнорее,

от бессилия и стыда.

И освоили Акко евреи.

Окончательно. Навсегда.

Не суѐтно здесь, дышится сладко

Камни. Вечность. На камнях — мхи.

Рифмы сами ложатся в тетрадку.

Ну хотя бы эти стихи.

Вади Кельт. Иудейская пустыня

Вẚди Кельт — высохшее русло (ручей), тянется с запада на восток, через Иудейскую пустыню, от Иерусалима до Иерихона. Сюда направляли козла отпущения за грехи всего народа "к Азазéлю". В пещеры Вади Кельт удалялись отшельники, чтобы быть ближе к Богу.

По преданию на горе Карантẚль постился 40 дней, а затем подвергся искушению Иисус Христос.

Голы