остатки пива в один бокал. Судя по лежащей на полу бутыли, вино он уже выхалкал.

– Эй, чего вы пинаетесь, босс? – обиженно забубнил грифон, отскакивая от стола и, допивая пиво в прыжке.

– Ты, что сделал с Витьком? Почему он «белку» словил?

– Босс, ну вы же сами приказали, чтобы я его вывел из игры. Я сделал, как вы сказали!

– Я всего лишь приказал, немного его задержать. Немного! Понимаешь? Нельзя было что-нибудь там подкрутить в движке его катера, чтобы он задержался?

– Босс, да откуда я знаю, что там можно крутить, а чего нельзя? – насупился грифон. – А вдруг движок как шарахнул бы и Кривоног явился бы к вам виде неуспокоенного мертвяка, сами же потом меня во всем обвиняли бы. А так я слегка с ним покалякал по душам вечерком, за кружкой пива и всего-то делов-то. Кто же знал, что он такой слабый.

– И в чьем образе ты с ним калякал? – язвительно спросил я.

– Путина, – простодушно ответил грифон.

– А ну тогда все понятно, – раздраженно хмыкнул я. – А куда ты дел моё пиво? – строго прищурившись, спросил я. – Две кеги «рижского» куда делись? И что за шмудяк вы тут с Деметрой нам наливали?

– А, э, ну, мы, как бы, – замялся грифон. – В общем, это была «Балтика 19».

– Чего? Не ври, нет такого пива!

– Ну, почему же нет. Если смешать «тройку», «семерку» и «девятку», то в сумме как раз и получится «Балтика 19», – ответил грифон.

– Да-а? – удивленно протянул я. – Молодцы, хвалю за смекалку. Так, а моё «Рижское», где?

– Дык, босс, вы же сами его выпили, забыли что ли? Бывает, – грустно протянул грифон. – Все-таки в вашем возрасте, да еще и после двух перенесенных «корон», оно не удивительно.

– Не груби! – одернул я подчиненного. – Что там у нас с приходом и расходом прошедшего мероприятия? – перевел я тему разговора в другое русло, вспомнив, что действительно выпил пиво сам еще на прошлой неделе.

Ну, как сам, не один, а с друзьями, ко мне в гости как раз приехал старинный приятель из Дербента с родней, вот с ними, две кеги и усосали.

– Все грустно, – печально вздохнул грифон, демонстративно щелкая костяшками древних счет. – На данное мероприятие, с учетом рыночной стоимости на аукционе Сотбис винного «мармелада», было потрачено – двенадцать миллионов триста сорок две тысячи рублей, а выручено всего пятнадцать тысяч пятьсот шестьдесят три рубля. Причем следует заметить, что потрачены исключительно свои, кровно заработанные денежки, а никакие не государственные. Хрен от этих чиновников выпросишь лишнюю копеечку! То есть, если подытожить, то чистой потери…

– Ой, не надо мелочиться, – скривился я, отмахиваясь от окончательного вердикта. – Хорошо же посидели, вон песни, какие пели, танцевали, а самое главное, дело-то какое важное провернули. Если все сложится удачно, то в следующем году эти самые чиновники, которых мы тут укатывали и развлекали, поставят свои подписи там, где надо и Керчь обзаведется новой набережной. Так, что не будем сейчас о мелочах. Что такое каких-то двенадцать миллионов, пусть и своих кровных, по сравнению с новой глобальной реконструкцией городской набережной?

– Ну, как скажите, вы начальник, вам виднее, – обиженно насупившись, грифон убрал счеты в сторону. – Хоть раньше вы были малость по предприимчивее, вон в прежние времена, когда вас звали-величали Константном Ивановичем Месаксуди, а я числился при вас приказчиком, вы точно не допустили бы таких разорений.

– Ну, тогда времена были другие, тогда надо было денежки зарабатывать, чтобы потом их тратить на благотворительность и меценатство. А сейчас все решает чиновник, распределяющий бюджетные средства.

– Согласен с вами босс, хоть мне кажется, что проще было их загипнотизировать и внушить поставить подпись там, где надо. Вы же все-таки Городовой! – почтительно заявил каменный грифон.

– Вот именно! – я назидательно ткнул пальцем в небо. – Городовой, а значит, кому, если не мне заботиться о родном городе, кому, если не мне ради блага города, придется продать последние штаны, но сделать так, чтобы в Керчи была нормальная небрежная. Если местные чиновники ничего не хотят для этого делать, то кому, если не мне надо впрягаться за родной город. Я ведь все-таки Керченский Городовой!

– Ага, городовой-хренадовой! – выкрикнула из глубин второй комнаты хамоватая продавщица пива.

Из окошка было видно, что говорит не огрузлая, толстая тетка, а красивая, стройная молодая женщины с прекрасными, утонченными чертами лица. Правда на голове у неё была всё та же сложная прическа, а одета она была в тот же самый замызганный передник, но узнать в ней ту самую торговку пивом было невозможно.

– Деметра, браво! – похлопал я в ладоши. – Молодец, отыграла свою роль на «пятерочку», на самого главного чиновника твой выход произвел наибольшее впечатление. И с пивом вы хорошо все придумали! Молодцы, хвалю!

Каменный грифон и красивая молодая женщина с царственными чертами лица улыбнулись в знак признания похвалы.

Каменный грифон и эта богиня Деметра – это мои подчиненные, а я, собственно говоря – Керченский городовой. То есть страж Керчи, ну или городской Дух. В общем, я тот, кто охраняет и оберегает город, старается сделать его лучше и чище. Сколько мне лет? А вот, сколько Керчи, столько и мне.

В домах живут – Домовые, в городах, селах и деревнях – Городовые!

Если из города или деревни уходит его страж, то со временем город хиреет, его покидают жители, и он умирает. А пока Городовой жив и стоит на страже своего населенного пункта, то город будет жить и процветать. Я был со своим городом во все время. Я видел его восходы и закаты, я переживал с ним голод и разруху, я помогал его восстанавливать из полного праха и пепла десятки раз.

Пока жив мой город – жив и я, пока жив я – жив и мой город. Керчь – вечный город, и я – вечный его Страж. Его Городовой! Керченский Городовой!