понёву, как затянула вышитый пояс, нарумянила щёки, так сама залюбовалась!
В светёлке стояло большое, в полный рост, зеркало. Богатый подарок любимой дочери! Ну и Нелюбе глядеться. Девка встала перед ним, покрутилась. Хороша! Но запнулась на ровном месте, потому что краем глаза будто увидала что-то. Точно чёрный платок на плечах или кокошник. Или… сел кто на шею.
Девка закрыла себе рот рукою, ещё раз погляделась в зеркало. Нет, почудилось… Потом глянула на ладонь, на алое пятнышко, и снова на отражение. А может и не почудилось вовсе?
Однако страх страхом, а блинцов на встречу никто другой не напечёт. В избе ещё со вчера прибрано, стол выскоблен, а у рукомойника новое полотенце. Но и на сегодня забот хватает!
Обыкновенно у Нелюбы любое дело спорилось. Была она ловка и на кухне, и в хлеву, и редька-то у неё родилась круглая да крепкая, и куры неслись что ни день! Даже корова, и та давала больше молока, когда Нелюба её доила, хотя, конечно, и Ладу любила. Ная не могла нарадоваться на дочерей! На её долю работы оставалось мало, сиди себе вышивай. Слав же бурчал для порядка, но тоже был доволен. Однако сегодня, словно и впрямь Лихо на шею село, день выдался неудачный.
Падали на пол плошки, бросался под ноги кот, разливалась простокваша. Куры разбежались по двору и принялись раскапывать грядки, а пока Нелюба их ловила, пёс успел одну задушить.
– Горе горемычное! – Отец замахнулся на неё, но, как за ним и водилось, не ударил. – А ну в дом! Сам курей загоню! Ну! Попробуй только меня опозорить!
– Попробую, батюшка, – склонила голову Нелюба, непокорно сверкая глазами.
– Что-о-о?!
– Ой, то есть, слушаюсь, батюшка! – прыснула девка и юркнула в сени.
А волновался Слав не зря. Нелюба успела и в золе испачкаться, и пятно на подоле оставить. Застирать бы… Кинулась к бочке, а воды-то и нет! Всё на полив ушло! Пришлось хватать ведро и спускаться к речке, что неустанно крутила мельничное колесо.
Склон был крутой, неудобный. Зато течение сильное – самое место для меленки. Слав вырубил прямо в земле ступеньки, чтобы спускаться, но ночной ливень обтесал их, и Нелюба неотрывно глядела под ноги. День сегодня ровно Тенью помеченный, ещё кости переломать не хватало!
Наклонилась, зачерпнула водицы… и едва сама в речку не свалилась! Смотрело на неё из воды отражение: девка меднокосая и румяная, в новенькой понёве. А на плечах у девки – тень. И глазища сверкают!
– Щур, протри мне глаза!
Она отбросила ведёрко, разбивая отражение, но быстро смекнула, что за утерянное ведро отец не похвалит. Пришлось задирать юбку да вылавливать. Наконец, девка выбралась на берег. Отжала промокший всё-таки край одёжи, расправила. Хотела уйти, не оборачиваясь. Да какая ж девка утерпит! Ещё раз склонилась над водою.
Тень сидела у неё на плечах и широко белозубо улыбалась.
– Сгинь! – не то велела, не то попросила Нелюба.
Тень подняла длинную руку и показала шиш. Девка не на шутку рассердилась:
– Сгинь! Тьфу на тебя!
Тень затряслась от смеха и хлопнула в ладоши, а Нелюба, словно её толкнул кто, поскользнулась и свалилась в реку. Не надо большого ума, чтобы догадаться, что за нечистый приехал из Нелюдья на её шее!
Откашлявшись, девка села не берегу. Как быть?
– Лихо? – спросила она.
Тень подбоченилась, дескать, угадала. Стряхнуть его, обогнать, упросить слезть – гиблое дело. Однако Нелюба попробовала то, другое и третье, пока снова не угодила в реку и едва не захлебнулась. Вода Лиху тоже оказалась нипочём.
Девка встала на колени, уперлась ладонями в землю, наклонилась, сдерживая страх. Тень любопытно подалась к ней.
– Я т-тебе зла не чинила. Зачем со мной увязался? – робея, спросила она.
Лихо сверкнуло глазищами: будет он ещё отчитываться!
– Примешь ли откуп?
Скрестил руки на груди – упрямился.
– Ну пожалей ты меня, горемычную! Что я тебе сделала-то?!
Нелюба расплакалась. Куда бежать, кого о помощи просить? Мать с сестрицей напугаются только, отец отлупит, дзяды вообще от греха из деревни погонят…
Ведро, как живое, снова скатилось в воду. Пришлось вдругорядь его доставать и, насквозь промокшей, плестись домой. Плечам было тяжко, да на сердце всяко тяжелее. Вот тебе и суженый…
*** Коли пришла беда, не спрашивай откуда явилась, думай, куда её спровадить! Этой премудрости учила внучек бабка Сала. А бабка Сала плохих советов не давала. Это она надоумила девчушек стрелять в сельских пацанов сухим горохом из трубочек. Будь жива, и нынче что доброе посоветовала бы. Впрочем, Нелюба всё одно собиралась к ней. Хоть смертный короб и смолчит, как за смертными коробами водится, а легче станет. Только у Слава не сразу удалось отпроситься. Он как увидал, что дочь попортила новенькую одёжу, ажно побагровел! Кабы не матушка, достал бы розги! Но Ная знала тайные слова, что даже вспыльчивого Слава успокаивали. Она отвела от дочери тучу да ещё и отправила к бабушке за благословением. – Отчего ж не пустить? Сходи, милая, сходи. И поспешила Нелюба по деревне, словно чаяла Лихо обогнать. Да Лихо неспроста на шею садится: как не торопись, а оно с тобою рядом. Мёртвые спали за деревней, на холме. Возвышались мрачными храминами деревянные короба на курах, щипало в носу от пропитанных колдовским снадобьем досок. Секрет снадобья дзяды держали при себе, никому не открывали. Не должно простому люду знать, как отгораживают живых от мёртвых. Щели плотно конопатили и тоже пропитывали, чтоб не растащили полёвки, но всё одно нет-нет, а садились на короба да стучались в крыши вечно голодные вороны – чуяли смерть. Храмина бабки с дедом стояла с краю – недавно ушли, один за одним. Крепко друг дружку любили, не пожелали в разных мирах дни коротать. При жизни Сала с Сычом были весёлыми да бойкими, такими и в Тени остались. Цвела пышным цветом под их коробом земляника, поднимался по курам вьюнок. – Доброго сна тебе, бабушка! – Нелюба низко поклонилась, касаясь мягкой травы пальцами. – И тебе доброго сна, дедушка! И отозвались, не оставили внучку! Прилетели невесть откуда два голубя, сели на верхнюю балку рядышком и ну ворковать! Точно дед с бабушкой! Кому ж тут утерпеть? Девка снова расплакалась, выложила всю правду и про папоротников цвет, и про тень среди деревьев, и про Лихо. – Бабушка, родная, не серчай! Тебе из Тени всё видно, подскажи, как с бедою справиться? Горлица глядела внимательно то одним, то вторым глазом. Она-то и без всяких зеркал Лихо распознала! Распушила крылья, задумчиво почистила пёрышки: и рада бы подсобить, да чем? А второй голубок – прыг! – и спустился прямо к девице. Безбоязненно заскакал по сочной траве, подхватил какую-то веточку – и снова к любимой. Да веточка оказалась тяжела, выпала из
*** Коли пришла беда, не спрашивай откуда явилась, думай, куда её спровадить! Этой премудрости учила внучек бабка Сала. А бабка Сала плохих советов не давала. Это она надоумила девчушек стрелять в сельских пацанов сухим горохом из трубочек. Будь жива, и нынче что доброе посоветовала бы. Впрочем, Нелюба всё одно собиралась к ней. Хоть смертный короб и смолчит, как за смертными коробами водится, а легче станет. Только у Слава не сразу удалось отпроситься. Он как увидал, что дочь попортила новенькую одёжу, ажно побагровел! Кабы не матушка, достал бы розги! Но Ная знала тайные слова, что даже вспыльчивого Слава успокаивали. Она отвела от дочери тучу да ещё и отправила к бабушке за благословением. – Отчего ж не пустить? Сходи, милая, сходи. И поспешила Нелюба по деревне, словно чаяла Лихо обогнать. Да Лихо неспроста на шею садится: как не торопись, а оно с тобою рядом. Мёртвые спали за деревней, на холме. Возвышались мрачными храминами деревянные короба на курах, щипало в носу от пропитанных колдовским снадобьем досок. Секрет снадобья дзяды держали при себе, никому не открывали. Не должно простому люду знать, как отгораживают живых от мёртвых. Щели плотно конопатили и тоже пропитывали, чтоб не растащили полёвки, но всё одно нет-нет, а садились на короба да стучались в крыши вечно голодные вороны – чуяли смерть. Храмина бабки с дедом стояла с краю – недавно ушли, один за одним. Крепко друг дружку любили, не пожелали в разных мирах дни коротать. При жизни Сала с Сычом были весёлыми да бойкими, такими и в Тени остались. Цвела пышным цветом под их коробом земляника, поднимался по курам вьюнок. – Доброго сна тебе, бабушка! – Нелюба низко поклонилась, касаясь мягкой травы пальцами. – И тебе доброго сна, дедушка! И отозвались, не оставили внучку! Прилетели невесть откуда два голубя, сели на верхнюю балку рядышком и ну ворковать! Точно дед с бабушкой! Кому ж тут утерпеть? Девка снова расплакалась, выложила всю правду и про папоротников цвет, и про тень среди деревьев, и про Лихо. – Бабушка, родная, не серчай! Тебе из Тени всё видно, подскажи, как с бедою справиться? Горлица глядела внимательно то одним, то вторым глазом. Она-то и без всяких зеркал Лихо распознала! Распушила крылья, задумчиво почистила пёрышки: и рада бы подсобить, да чем? А второй голубок – прыг! – и спустился прямо к девице. Безбоязненно заскакал по сочной траве, подхватил какую-то веточку – и снова к любимой. Да веточка оказалась тяжела, выпала из