сих пор считает, что его падение было случайным, мол, в пьяном бреду и все такое. Но вот девочка, которая воочию наблюдала неугасающую скорбь своего отца, не могла с этим согласиться. Она знала: он просто сделал то, что уже давно задумал. Поэтому даже не вскрикнул, не позвал на помощь, а просто тихо терпел. Терпел и умирал.

После кончины второго родителя, сельчане принялись решать, что теперь делать с оставшейся сиротой. К слову, никто не горел желанием размещать под своей крышей еще один рот. Да и год тогда вышел неурожайный. Решили люди, что местной ведунье не помешает помощница. Привели девочку в ее дом, а та сначала выставила непрошенных гостей за дверь, собрав на их голову все ругательства, которыми обладал ее колдовской разум. Нет, она не проклинала их. Веда никогда никого не проклинала. Она знала силу своего слова и следила за всем, что испускала из своего рта.

Долго мялись под ее забором люди, то пытаясь воззвать к жалости друг друга, а то и надеясь, что сжалиться ведьма и приютит сиротку. Так и случилось.

Надоело Веде слушать их препинания и смотреть, как сжавшийся возле калитки ребенок осознает насколько в жизни своей боле никому не нужен. Открыла она дверь и приказала Лукерье заходить, да пошустрее, пока не передумала.

Девочке тогда было десять лет. Старуха приютила ее со словами, что мол скоро возраст ее подойдет, да и спровадит она ее жениху только бы какому. Но вот не особо она кому сдалась, ни через два года, ни через три никто свататься так и не пришел. Не нужна никому ведьмина собачонка, что спит под дверью.

К слову, Веде она особо тоже не сгодилась ни на что. Не нашлось ей в доме работы, кроме как в лес по грибы, да по травы ходить. В деревне даже поговаривать начали, что ведьма то девчушку на смену себе растит, только вот старуха эти слухи быстро пресекла: «Нет в девке силы. Пустая!». Вот с той поры все и стали ее пустой называть. Обидно первое время ей было, да и не поделаешь с этим ничего – смирилась.

– Веда! Это я, Дарина! – послышался голос со стороны двора.

– Чего приперлась? – насупившись осведомилась ведьма, высунув голову в окно. – Неужто пить не бросил?

– Бросил, свинья! Как не бросить?! Я все по указке твоей сделала. Неделю, гад не пил!

– А чего ж тогда ругаешься? – не поняла причины злобы женщины старуха.

– Так этот ирод проклятый бросил меня и к соседке убег! Сказал, мол, я на тебе по пьянке женился, а по трезвому смотреть на твою морду не могу! Да что ж не так с моей мордой?! Али не уродина! Обычная баба, будто Милка краше! Тьфу!

Женщина так сильно жестикулировала, всем своим телом добавляя рассказу большей красочности, что Веда не выдержала и засмеялась.

– Чего смеешься? Может, это твоих рук дело все? Может, какую травку напутала?

Ведьма поморщилась и махнула на женщину рукой.

– Да шут с тобой! Скажешь тоже! Ладно, заходи. Будет тебе подмога.

С этими словами она занырнула обратно в избу и покосилась на Лукерью.

– Доела? Тарелку на стол и выметайся!

Лукерья послушно подскочила и мигом метнулась к столу, дожевывая последний кусок хлеба. Она в второпях выскочила за дверь, в пороге столкнувшись с довольной Дариной. Девочка бросила быстрый взгляд на лицо женщины, пытаясь мысленно сравнить его с лицом Милки, которую тоже знавала не понаслышке. Огромный нос и узкие глаза просительницы явно уступали миловидным чертам соперницы. Но об этом говорить не стоило, можно было с легкостью огрести оплеуху от тучной бабы.

Местные жители были частыми гостями в избе старой ведьмы. Кто-то приходил хворь какую полечить, а кто-то, как Дарина, судьбу свою поправить. Но итог был один, Веда всегда выгоняла Лукерью за дверь, поэтому та никогда почти и не видела, как ворожила старуха. Только слышала, что дело свое она знала и осечек у нее не было. Вот и сейчас девочка даже не сомневалась, что получит Дарина то, за чем пожаловала.

Лукерья уже привыкла слоняться по лесу без дела. Скучные и одинаково пустые дни уже успели войти у нее за все это время в привычку. Она просто существовала в этом мире и ждала, а чего именно, не знала даже сама девочка. Правда, однажды случилось нечто, что навсегда изменило ее жизнь.

Старуха частенько уходила в лес в полнолуние, но обычно всегда возвращалась в преддверии рассвета. Лукерья ненавидела эти ночи, которые ей приходилось коротать в одиночестве в этом доме, где в каждом углу сушились колдовские травы и коренья. Она всю ночь не гасила свечи, опасаясь то прихода мертвых, а то и нечистой силы. Ее спасители всегда играли с ней злую шутку, заставляя тени мельтешить по ведьминой избе. А ее детское воображение всегда стремилось как можно ярче дорисовать и без того ужасающие картины.

Вот и сегодня, когда она вернулась домой, а старуха по привычке покинула избу с закатом, ее вновь одолели уже привычные страхи. Из одного угла торчали огромные паучьи ноги, а по дальней стене мельтешила чья-то костлявая рука с тремя пальцами. И никакая логика не могла пересилить эти образы, родившиеся в голове ребенка, которого уже столько лет окружало неведанное колдовство и незримые духи старухи.

В ту ночь дверь распахнулась за полночь, отправляя сердце Лукерьи в пятки. В лунном свете на пороге стояла она – Веда. Ее седые волосы торчали в разные стороны, дыхание было таким, словно она от кого-то убегала. В подтверждение ее догадки, старуха плотно захлопнула дверь и в бессилии скатилась по ней на пол.

– Бабушка? – испуганным голосом позвала она свою кормилицу.

– Спи! – звериным рыком отозвалась ведьма на зов ребенка.

Девочка укуталась в медвежью шкуру, повернувшись лицом в стену. Она дрожала от страха, тщетно пытаясь успокоить собственное дыхания, сделав его как можно тише.

Старуха заползла в горницу и принялась что-то нашептывать. Она то напевала, то завывала, а то и по-звериному рычала. Веда до самого рассвета металась по избе, срывая все новые и новые коренья и бросая их в большой черный котел. Она то и дело черпала зелье и с жадностью поглощала его без остатка, а не получив желаемого результата, принималась вновь и вновь добавлять в свое снадобье новые и новые травы.

Лишь по утру она остановилась и бросилась прочь из избы. Ее не было долго. Лукерья с опаской и надеждой ждала ее возвращения. Она не знала, что именно происходило со старой ведьмой, да и не уверена была, что знание ей это было надобно. Но вот в одном девочка точно не сомневалась, без Веды ей несдобровать. Кому еще будет нужна такая бесполезная обуза? Ведь, по сути, она практически ничего не умела, да и не касалась в доме старухи ни готовки, ни чего бы то ни было еще. Она была так же бесполезна для этого мира, как и каждый день, что она проводила в нем.

Поэтому Лукерья была