которое раздирает дикий, безудержный смех.

— Сколько я проспал, ха-ха-ха! — дразнится бородач в зеркале, судорожными движениями глотая спертый воздух, в перерывах между приступами смеха, — а главное — куда же ты прилетел?!

Часть 2. На что способен астронавт

Панический хаос в моей голове немного стихает, бурные эмоции остались позади. Сползая по стене, я медленно опускаюсь на пол, обхватываю колени руками и до боли упираюсь в них лбом. Сижу в такой позе, разминая мышцы лица, онемевшие после долгого смеха. Мыслей нет, но другая половина сознания отделилась и работает независимо от меня.

В памяти появляется число Пи — вся последовательность до десятого знака, мнимая единица и число Эйлера. Вопросы возникают сами собой, мозг отвечает на них без моего участия. Несведущему человеку может показаться, что Артем Сорокин сошел с ума, но это типичная ситуация для любого астронавта. Через несколько минут я с удовлетворением отметил, что внутренняя система самодиагностики не выявила отклонений, единственный член экипажа космического корабля находится в твердой памяти и здравом рассудке.

Поднявшись на ноги, я вернулся в главный блок. Тело беспрекословно слушалось меня, ноги больше не казались ватными. Я взглянул с тоской на пульт управления, где рядом с погасшими мониторами безжизненно тусклел дисплей с надписью «Socket-307». В голове начинал складываться план предстоящих действий, но в первую очередь мне необходимо поесть. Во время анаболического сна мой организм должен был подпитываться специальным раствором, проблема в том, что я не имею ни малейшего представления о том — в какой момент система бортового компьютера дала сбой, да и отсутствию голода после длительного действия снотворных я пока опасался доверять.

Согласно плану полета, в этот момент я уже должен находиться на борту орбитальной станции, где ассортимент провизии, да и условия проживания гораздо комфортней, чем на моем корабле. Но где сейчас орбитальная станция, а главный вопрос — где я?

Открыв дверцу ниши, где хранится провизия, несколько минут изучаю однообразное меню. Внутри одинаковые тюбики с питательной пастой, невзрачные снаружи и безвкусные внутри. Выбираю одни и вынимаю наружу, подношу к глазам и смотрю на него. Организм на еду никак не реагирует, впрочем, оно и не мудрено.

Свинчиваю крышку, подношу к губам и выдавливаю пасту. По вкусу напоминает воздух, только сжатый до консистенции желе. И все же я выдавливаю все без остатка — понятия не имею как долго я провел без еды. Пока ем, представляю повара, который проектировал это меню. Белый халат, натянутый на бочкообразное пузо с торчащими из-под него ногами, представился без труда, но выше шеи… Смотрю на опустевший тюбик в своей руке и понимаю, что выше шеи у такого повара может быть только ослиный зад.

Я решил пересчитать провизию, раз уж открыл контейнер с едой, и насчитал двадцать девять тюбиков с пастой — не так уж и плохо, если задуматься. Физическая нагрузка на корабле минимальная, я не планирую перетаскивать тяжести, и сила гравитации работает на меня, а это значит, что в моем положении можно запросто обходиться одним тюбиком питательной пасты в день, разделяя по половине на завтрак и ужин. Итого, путем несложных вычислений, еды мне хватит на пятьдесят восемь дней.

Поразмыслив, я решил проверить еще и аккумуляторные батареи, питающие систему жизнеобеспечения — дающие минимум света и тепла. В нормальных условиях показания всех приборов должны отображаются на боковом дисплее в удобном виде с графическим отображением, но мои условия далеки от нормальных. А значит нужно вооружаться инструментами и вскрывать металлическую обшивку. Если я правильно помнил электрическую схему своего корабля, контактный блок, отключающий основные потребители энергии и оставляющий только необходимые, предназначенные для поддержания жизнедеятельности экипажа в аварийных условиях, находится где-то внизу, чуть правее блока предохранителей.

Основательно покопавшись в ящике с инструментом, я сумел подобрать нужный ключ, но с крепежными винтами дело не заладилось. Первый же винт, который я пытался открутить, засел намертво. Потратив на него несколько минут, я решил попытать удачу с тремя остальными, удерживающими на месте обшивочную панель. Выкрутив их, я решил не мудрствовать, а просто загнул тонкий алюминиевый лист, оставив его болтаться на одном винте.

Изнутри пахнуло паленым пластиком, и это был первый дурной знак. Я заглянул внутрь, но в тусклом свечении аварийных огней, расположенных сверху над бортовыми дисплеями, ничего толком разглядеть не сумел, пришлось возвращаться к ящику с инструментами. Я дважды перебрал его содержимое, и уже отчаялся найти фонарь, когда на глаза попалась треугольная призма. Взяв в руки непонятный предмет, я нащупал у основания кнопку и несильно нажал на нее. Все пространство вокруг меня тут же залил бледно-матовый желтый свет.

Покрутив в руках светящуюся призму, я вернулся к снятой обивке корабля. Внутри меня ожидало целых два сюрприза, оба из которых не вызывали восторг. Первое, из увиденного — я отвинчивал не ту панель, за ней находились не контактные клеммы, а системные платы и ряды микросхем, большинство из которых были мне совершенно незнакомы. Сказать по правде, я совершенно не представляю, что это за микросхемы и на кой черт они тут нужны, но точно знаю одно — исправная электроника не воняет горелым.

Подношу фонарь ближе к плате с микросхемами, светит он на удивление хорошо, но держать в руке его совершенно неудобно. Целых три маленьких микрочипа выгорели и почернели, причем третий обуглился настолько серьезно, что оплавил основание металлического винта, который у меня так и не получилось выкрутить. Ну что же, неисправность видна, но устранить ее самостоятельно у меня точно не выйдет. Обвожу взглядом другие фрагменты обшивки, закрывающие внутреннюю систему корабля и понимаю, что придется-таки заглядывать в схему.

Следующие несколько часов я потратил на изучение схем, а это. сказать по правде. занятие не из приятных. Предполетную подготовку, включающую в себя устройство и расположение бортовой электроники, проходят все астронавты. Можете не сомневаться в том, что нам объясняют долго, с примерами и пристрастием. Но большая часть всего сказанного исчезает бесследно — пролетает в уши, не задевая мозг. В этом вы тоже можете не сомневаться. При длительных полетах в состав экипажей включают бортинженера, вполне возможно, что и не одного. Моя миссия рассчитана на неделю, в таких коротких перелетах не нужен инженер.

В числе побочных эффектов, шарахающих