рожей об батарею. У нее вместо лица –котлета. Второй ключами в харю . Третья правда успела убежать…

Пошла на выпускной –в ресторане на Невском отмечали. Туфли на мне были новенькие лодочки. Доковырялся до меня какой-то черт, какой-то мент, как потом оказалось. Начал за груди хватать. Я что ему дойная корова? А я же лось была. Сняла лодочку и каблуком ему в рожу-похоже глаз ему и повредила.

Если бы не мент, ничего бы не было, хотя он и не в форме был. А так год зоны получила. Попала в зону. Зона большая. Баб около тысячи. Лежу на втором ярусе, а внизу бугор отряда. Только снизу идет сильнейшая подача –мол храплю. Один раз стерпела, а во второй – я же лось была…

Сверху ногой, чтобы не повадно было. Превратила морду в жопу. Стала вместо нее бугром.

Да, есть еще женщины в русских селеньях. Правы были классики. Похоже, что свой сифилис так и не залечила. Муж не дал. Так и заражали друг друга. Темная история.

Спортзал

И еще вечно-кислый запах пота в спортзале. Мягкий, прогибающийся под ногами настил борцовского мата. Напряженный шум работающих неоновых ламп, заливающих спортивный зал теплым светом. Жесткая, бескомпромиссная атмосфера соревнований. Ему по жеребьевке достался высокий жилистый паренек, вовсе не похожий на борца –классика. От волнения пальцы стали влажными и ледяными. Противник явно превосходил стажем занятий. Боря это предчувствовал, схватившись с ним в борцовском захвате.

В классике очень важна борцовская мощь. И если силенок не хватает, разговаривать не о чем. Как ни пытался Богдан противостоять захвату жилистого паренька, тот свалил его на ковер. Последовало удержание. Богдан проиграл вчистую. Но спорт учит держать удар, не показывать виду, что ты сломлен. Именно в горниле соревнований рождается характер. Подошел первый тренер-лысый добрый дядька Сергеич, поддержал. К чести Богдана, тот не бросил занятия, и продолжал швырять кожаную холодную куклу на ковер. Постепенно ощущая, как она становится легче, а шум ее падения становится все более резким. И несмотря на то, что занятия борьбой явно замедляли рост позвоночника, мышцы паренька наливались силой. Как скажет позже друг детства-боксер: никто не превосходит в сексе борцов. Мощная силовая закачка заполняет тело неистовым желанием. Им бы только добраться до мягкого женского тела.

Армия. Север.

Богдан сам попросился в армию. Его могли не брать –учился на вечернем в университете. Однако было тяжело учиться вечером и работать на заводе, да еще тренироваться. Бесконечные армейские будни, однообразные как солдатская портянка. Похожие одни на другого. В памяти навсегда запомнилась сержантская учебка на Черной речке, недалеко от места, где стрелялся Пушкин. Где их кормили на тридцать четыре копейки в день. Выручала молодость. В армии царит культ масла. Когда пища убога и однообразна, обыкновенное сливочное масло становится мерилом статуса в роте. Дать слабину и тебе на завтрак будут нарезать тонюсенькую полоску. Научат вскакивать как угорелый, когда курсант в наряде истошно орет: Рота, подъем, сорок пять секунд на построение. Бешеная лава разгоряченных тел в узком коридоре, сметающая в своем судорожном движении нехитрое армейское обмундирование и портянки, ремни и шапки. Те, кто не успевал, во-первых-подводили взвод, во-вторых-получали изрядную порцию наказаний. Так курсант третьего взвода Коровин, здоровый, раскормленный румяный парень, и в самом деле чем-то напоминающий телушку, решил схитрить и обул сапоги без портянок, но был замечен сержантом, и на плацу, когда рота делала нехитрые гимнастические движения, бегал дополнительные круги, чем окончательно стер ноги. Последние метры дистанции полз по плацу. Когда вернулись в казарму, вылил натекшую кровь из сапог и вынужден был пойти в санчасть, ибо ходить он не смог. Или же другой курсант из соседней Засовской роты (роты радиорелейной связи) плюнул неловко на парадную лестницу, ведущую к часовому со знаменем части. Его сержант заставил наплевать в ведро. Тот смог наплевать только десятую или пятнадцатую часть и также был отправлен в санчасть.

Были не менее дикие случаи , когда парадную лестницу всю ночь ото льда очищали безопасными лезвиями.

Сосед по взводу –туповатый курсант Валерий Фролов, второй разряд по хоккею, настолько был задолбан муштрой и нарядами, что среди ночи поднялся и выпустил молодую, горячую струю мочи на солдатскую кровать, похлопал по простыне для порядка и преспокойно улегся досыпать. Видно что-то приснилось домашнее.

Служба в далеком Мурманске в полку связи оказалась значительно беднее на события.

Ну то, что перед приездом коменданта гарнизона красили траву в голубой цвет, это рядовое событие в армии.

Вообще Мурманск, расположенный в котловине, надежно защищен от безжалостных полярных ветров. И можно даже сказать имеет комфортный климат. Ибо когда Богдан оказался на учениях со своей передвижной радиостанцией на ГТТ (гусеничный транспортер –тягач), вот там мало не показалось.

Мощные ветра в лесотундре, сбивающие с ног на тридцати градусном морозе. Этот компот не для слабонервных. Некоторых ленинградских городских буквально невозможно было отодрать от чадящих солярой движков ГТТ.

Самое яркое воспоминание от армии оставила мурманская гауптвахта, попросту «губа». Там собиралась вольница из окрестных частей. Командовал «губой» разжалованный за рукоприкладство из майоров в капитаны, татарин по национальности Бикмаев. Его любимое выражение было:

–А, лодыри, работать не хотите.

На небольшом тюремном дворике, густо посыпанном красным толченым кирпичем, гуськом двигается человек восемьдесят губарей-арестантов.

Обычно Бикмаев ставит сверхзадачи: Ну что, ребятки, бежим двести кругов… сто шестьдесят восемь, сто шестьдесят семь, сто семьдесят четыре. …. Обычно кто-то из солдат не выдерживает и поправляет: не сто семьдесят четыре, товарищ капитан, а сто шестьдесят шесть……

–Правильно, родной: сто восемьдесят девять, сто восемьдесят восемь.

Бежим или движемся гусиным шагом часов этак двенадцать. Часам к пяти вечера Богдан обычно голову свешивал к грудной клетке. Шея не держала. Надо сказать-нигде он не ощущал так отчетливо чувство свободы, как в этом тюремном колодце, пропитанном духом бунтарства и отрицания.

Были и профессиональные сидельцы, которые уходили в отказ и не желали подчиняться установленному порядку перевоспитания. Их было немного, и они сидели в одиночках, естественно не отапливаемых. Все