- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (5) »
крокодилом Геной оказалась зеленоглазая красавица с огненно красными волосами. Эту картинку Гроф поставил на экран компьютера с удовольствием.
Дух академика Гей-Дара
За круглым столом в большой зале сидели тринадцать человек. Окна были глухо закрыты, так чтобы даже лучик света не мог попасть в это помещение. За столом сидели Эльвира Егоровна Кузькина, Мардохей Наилевич Кузьминов, Борис Анатольевич Чупс, Геннадий Иванович Гроф в обществе представителей банкового капитала, российского и зарубежного. Возглавляла собрание Жанна Елкина, советская эмигрантка в США, дослужившаяся там до президента Резервной Канализационной Системы Вашингтона. – Вы представляете, какие россияне ублюдки: они не благодарны тем прекрасным людям, которые получили в собственность достояние страны в девяностые, – жаловался Чупс знакомому банкиру из Лондона. – Они как рабы вкалывали на совдепию, а получили возможность работать на хозяина, как это делается во всех цивилизованных обществах, а имеют наглость этого не ценить! – Они еще этих прекрасных эффективных людей много сделавших для страны аллигаторами называют! – решил поддержать коллегу Гроф. – Не аллигаторами, а олигархами, – скривился было Борис Анатольевич, но тут же с воодушевлением подхватил: – А в целом коллега прав! Что за уничижительное отношение к цвету нации! Банкир согласно кивал. Между тем пришло время начала церемонии, которая напоминала и собрание спиритов, и заседание масонской ложи и отрыв допившихся до белой горячки комсомольцев одновременно. – Возьмемся за руки! – приказала Жанна Елкина. Сегодня целью собрания было вызвать дух академика Гей-Дара – основателя корпорации «Открытие». Об этом попросили Кузькина, Кузьминов и Чупс. Им хотелось получить ответ на вопрос, что делать с созданным корпорацией университетом дальше. – Я могу Лилит спросить! – похвастался Гроф. – Спроси, только нам не рассказывай, что она скажет, – не очень любезно ответила Кузькина. Но на собрание его взяла. Собравшиеся взялись за руки, Жанна Елкина мерзким голосом начала монотонно читать какую-то книгу. – Знаешь, что она читает? – спросил Чупс Грофа. – «Капитал» Карла Маркса? – ответил тот. – Почему ты так решил? – изумился Борис Анатольевич. – А я что там ничего не понимаю, что здесь! – простодушно ответил Геннадий Иванович. Кузькина недовольно цыкнула на них, и они замолчали. Через полчаса все сидящие за столом впали в транс. И в огненном зареве им явился дух академика Гей-Дара. Все почтительно встали. – Уважаемые коллеги, с вашей стороны было не совсем любезно отвлекать меня, – сказал им дух академика Гей-Дара. – В то же время я не могу не понимать, что культура и воспитание никогда не были вашими сильными местами. В этой связи полагаю, что было бы нелепо иметь излишние ожидания в отношении таких людей, как здесь собравшиеся, а излишние ожидания недопустимы для профессионального экономиста. – Во дает! – восхищенно сказала сама себе Лилит. Она находилась в комнате вместе с другой сущностью – Невидимой Рукой Рынка, но присутствующие их пока не видели. – Для того, кто горит в огне, он неплохо держится, хотя по мнению собравшихся, пребывает в огненном сиянии, – согласилась та. – Впрочем, не думаю, что самому академику от этого легче, – пакостно ухмыльнулась Лилит. Тем временем дух продолжил: – Зная ваш невысокий в целом уровень интеллектуальных запросов, неумение видеть очевидное, я все-таки вынужден пояснить: нет нужды обращаться ко мне, когда здесь присутствует Невидимая Рука Рынка! И в этот момент все присутствующие увидели огромную синюю прозрачную руку, самого что ни на есть жуткого вида. Они тут же пришли в неописуемый восторг, встали на колени и по очереди поползли, чтобы ее поцеловать. – Эй, что за наглеж, а меня они почему не видят! – возмутилась Лилит. – И даже Гена… – Их связанное стереотипами сознание не способно впустить в себя то, что не входит в рамки этих стереотипов, – успокоил ее дух академика Гей-Дара. Когда он по-дружески обнял Лилит, то она чуть не вскрикнула – такой жар шел от духа. – А Гена почему меня не видит? – обиженно всхлипнула сущность. – Ну, его стереотипы позволяют пока видеть тебя только при включенном компьютере. Между тем Невидимая Рука Рынка кратко и популярно объяснила, что нужно сделать, чтобы с университетом стало все хорошо: уволить всех преподавателей, которые любят преподавать и отчислить всех студентов, которые любят учиться. «А кому именно от этого будет лучше?» – уточнил Гроф, до которого доходило медленнее, чем до других. «Нам всем», – ответила Невидимая Рука Рынка, и все находящиеся в комнате ей тут же поверили.
Бенджамин Фах
А Семен между тем подружился со своим напарником и тезкой – старшим инженером Семен Семеновичем Горбуньковым. Тот постоянно пил на рабочем месте, а потом что-то эмоционально ему рассказывал, не смущаясь тем, что за такое поведение в корпорации вообще-то могут уволить. Семен Семеновичу почему-то все сходило с рук. Так было и в этот раз. – Представляешь, – оживленно жестикулируя, почти кричал Горбуньков, – что творится в городе N? – Город N – это какой именно? – спокойно поинтересовался Семен. – Как будто и не понимаешь! Где у нас сейчас революционная ситуация? – Прямо-таки и революционная? – усмехнулся молодой инженер. – Ну да. Когда одни не хотят, а другие не могут… – Тогда им проще договориться: хуже, когда одни хотят, а другие не могут или когда одни могут, а другие не хотят. – Еще инженер называется! – укоризненно посмотрел на Семена его старший товарищ. – И справка есть, – невозмутимо подтвердил тот. – Но ты хоть в курсе, что там произошло? – Ну, расскажи. А произошло в городе N следующее. Местный пьяница Боря Ëлкин, по прозвищу Бенджамин Фах, которого в народе звали «черный», потому что убеждения запрещали ему мыться, попал в обезьянник за пьяный дебош в центре города, когда он по своей инициативе подошел к полицейскому и ударил его. Удар был не очень сильный, и полицейский даже думал про то, чтобы потом спустить все на тормозах, но в обезьянник Борю отвез. И надо же было такому произойти, что задержанный утром умер из-за того, что ему не дали опохмелиться. Либеральная оппозиция тут же подняла огромный шум, выведя на улицу тысячи друзей невинно пострадавшего. Друзей они определили следующим образом: каждый, кто согласился выйти на улицу за три пузырька боярышника, тем самым автоматически подтверждал, что он друг Бори. Многие из них были с плакатами, на которых крупными буквами значилось: «Я МЫ ФАХ». Таким давали по пять
Дух академика Гей-Дара
За круглым столом в большой зале сидели тринадцать человек. Окна были глухо закрыты, так чтобы даже лучик света не мог попасть в это помещение. За столом сидели Эльвира Егоровна Кузькина, Мардохей Наилевич Кузьминов, Борис Анатольевич Чупс, Геннадий Иванович Гроф в обществе представителей банкового капитала, российского и зарубежного. Возглавляла собрание Жанна Елкина, советская эмигрантка в США, дослужившаяся там до президента Резервной Канализационной Системы Вашингтона. – Вы представляете, какие россияне ублюдки: они не благодарны тем прекрасным людям, которые получили в собственность достояние страны в девяностые, – жаловался Чупс знакомому банкиру из Лондона. – Они как рабы вкалывали на совдепию, а получили возможность работать на хозяина, как это делается во всех цивилизованных обществах, а имеют наглость этого не ценить! – Они еще этих прекрасных эффективных людей много сделавших для страны аллигаторами называют! – решил поддержать коллегу Гроф. – Не аллигаторами, а олигархами, – скривился было Борис Анатольевич, но тут же с воодушевлением подхватил: – А в целом коллега прав! Что за уничижительное отношение к цвету нации! Банкир согласно кивал. Между тем пришло время начала церемонии, которая напоминала и собрание спиритов, и заседание масонской ложи и отрыв допившихся до белой горячки комсомольцев одновременно. – Возьмемся за руки! – приказала Жанна Елкина. Сегодня целью собрания было вызвать дух академика Гей-Дара – основателя корпорации «Открытие». Об этом попросили Кузькина, Кузьминов и Чупс. Им хотелось получить ответ на вопрос, что делать с созданным корпорацией университетом дальше. – Я могу Лилит спросить! – похвастался Гроф. – Спроси, только нам не рассказывай, что она скажет, – не очень любезно ответила Кузькина. Но на собрание его взяла. Собравшиеся взялись за руки, Жанна Елкина мерзким голосом начала монотонно читать какую-то книгу. – Знаешь, что она читает? – спросил Чупс Грофа. – «Капитал» Карла Маркса? – ответил тот. – Почему ты так решил? – изумился Борис Анатольевич. – А я что там ничего не понимаю, что здесь! – простодушно ответил Геннадий Иванович. Кузькина недовольно цыкнула на них, и они замолчали. Через полчаса все сидящие за столом впали в транс. И в огненном зареве им явился дух академика Гей-Дара. Все почтительно встали. – Уважаемые коллеги, с вашей стороны было не совсем любезно отвлекать меня, – сказал им дух академика Гей-Дара. – В то же время я не могу не понимать, что культура и воспитание никогда не были вашими сильными местами. В этой связи полагаю, что было бы нелепо иметь излишние ожидания в отношении таких людей, как здесь собравшиеся, а излишние ожидания недопустимы для профессионального экономиста. – Во дает! – восхищенно сказала сама себе Лилит. Она находилась в комнате вместе с другой сущностью – Невидимой Рукой Рынка, но присутствующие их пока не видели. – Для того, кто горит в огне, он неплохо держится, хотя по мнению собравшихся, пребывает в огненном сиянии, – согласилась та. – Впрочем, не думаю, что самому академику от этого легче, – пакостно ухмыльнулась Лилит. Тем временем дух продолжил: – Зная ваш невысокий в целом уровень интеллектуальных запросов, неумение видеть очевидное, я все-таки вынужден пояснить: нет нужды обращаться ко мне, когда здесь присутствует Невидимая Рука Рынка! И в этот момент все присутствующие увидели огромную синюю прозрачную руку, самого что ни на есть жуткого вида. Они тут же пришли в неописуемый восторг, встали на колени и по очереди поползли, чтобы ее поцеловать. – Эй, что за наглеж, а меня они почему не видят! – возмутилась Лилит. – И даже Гена… – Их связанное стереотипами сознание не способно впустить в себя то, что не входит в рамки этих стереотипов, – успокоил ее дух академика Гей-Дара. Когда он по-дружески обнял Лилит, то она чуть не вскрикнула – такой жар шел от духа. – А Гена почему меня не видит? – обиженно всхлипнула сущность. – Ну, его стереотипы позволяют пока видеть тебя только при включенном компьютере. Между тем Невидимая Рука Рынка кратко и популярно объяснила, что нужно сделать, чтобы с университетом стало все хорошо: уволить всех преподавателей, которые любят преподавать и отчислить всех студентов, которые любят учиться. «А кому именно от этого будет лучше?» – уточнил Гроф, до которого доходило медленнее, чем до других. «Нам всем», – ответила Невидимая Рука Рынка, и все находящиеся в комнате ей тут же поверили.
Бенджамин Фах
А Семен между тем подружился со своим напарником и тезкой – старшим инженером Семен Семеновичем Горбуньковым. Тот постоянно пил на рабочем месте, а потом что-то эмоционально ему рассказывал, не смущаясь тем, что за такое поведение в корпорации вообще-то могут уволить. Семен Семеновичу почему-то все сходило с рук. Так было и в этот раз. – Представляешь, – оживленно жестикулируя, почти кричал Горбуньков, – что творится в городе N? – Город N – это какой именно? – спокойно поинтересовался Семен. – Как будто и не понимаешь! Где у нас сейчас революционная ситуация? – Прямо-таки и революционная? – усмехнулся молодой инженер. – Ну да. Когда одни не хотят, а другие не могут… – Тогда им проще договориться: хуже, когда одни хотят, а другие не могут или когда одни могут, а другие не хотят. – Еще инженер называется! – укоризненно посмотрел на Семена его старший товарищ. – И справка есть, – невозмутимо подтвердил тот. – Но ты хоть в курсе, что там произошло? – Ну, расскажи. А произошло в городе N следующее. Местный пьяница Боря Ëлкин, по прозвищу Бенджамин Фах, которого в народе звали «черный», потому что убеждения запрещали ему мыться, попал в обезьянник за пьяный дебош в центре города, когда он по своей инициативе подошел к полицейскому и ударил его. Удар был не очень сильный, и полицейский даже думал про то, чтобы потом спустить все на тормозах, но в обезьянник Борю отвез. И надо же было такому произойти, что задержанный утром умер из-за того, что ему не дали опохмелиться. Либеральная оппозиция тут же подняла огромный шум, выведя на улицу тысячи друзей невинно пострадавшего. Друзей они определили следующим образом: каждый, кто согласился выйти на улицу за три пузырька боярышника, тем самым автоматически подтверждал, что он друг Бори. Многие из них были с плакатами, на которых крупными буквами значилось: «Я МЫ ФАХ». Таким давали по пять
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (5) »