- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (17) »
Владимир Владимирович Маяковский
Очерки 1922-1923 годов
Маяковский Владимир Владимирович
Очерки 1922-1923 годов
СОДЕРЖАНИЕ1
Париж. (Записки Людогуся) Париж. Театр Парижа Париж. Быт Парижские очерки. Музыка Семидневный смотр французской живописи Парижские провинции Сегодняшний Берлин
ПРИЛОЖЕНИЕ
Выставка изобразительного искусства РСФСР в Берлине 1 Очерки "Осенний салон" и "Париж. Художественная жизнь города" (см. "Семидневный смотр французской живописи", стр. 233).
ПАРИЖ
(Записки Людогуся)
ПРЕДИПОЛСЛОВИЕ
Вы знаете, что за птица Людогусь? Людогусь – существо с тысячеверстой шеей: ему виднее! У Людогуся громадное достоинство: "возвышенная" шея. Видит дальше всех. Видит только главное. Точно устанавливает отношения больших сил. У Людогуся громадный недостаток: "поверхностная" голова – маленьких не видно. Так как буковки – вещь маленькая (даже называется – "петит!"), а учебники пишутся буковками, то с такого расстояния ни один предмет досконально не изучишь. Записки Людогуся блещут всеми людогусьими качествами.
О ЧЕМ!
О парижском искусстве + кусочки быта. До 14 года нельзя было выпустить подобные записки. В 22 году – необходимо. До войны паломники всего мира стекались приложиться к мощам парижского искусства. Париж знали наизусть. Можно не интересоваться событиями 4-й Тверской-Ямской, но как же не знать последних мазков сотен ателье улицы Жака Калло?! Сейчас больше знакомых с полюсами, чем с Парижем. Полюс – он без Пуанкарей. Он общительнее.
ВЕСЕЛЕНЬКИЙ РАЗГОВОРЧИК В ГЕРМАНСКОМ КОНСУЛЬСТВЕ
– Виза есть? – Есть. – Ваш паспорт? Протягиваю красную книжечку РСФСР. У секретарши руки автоматически отдергиваются за ее собственную спину. – На это мы виз не ставим. Это надо переменить. Зайдите. Тут рядом 26-й номер. Конечно, знаете. (Беленькое консульство!) Мадам говорит просто, как будто чашку чая предлагает. Делаю удивленное и наивное лицо: – Мадам, вас, очевидно, обманывают: наше консульство на Унтер-ден-Линден, 7. В 26-м номере, должно быть, какая-то мошенническая организация. 26-й номер нигде в НКИД не зарегистрирован. Вы должны это дело расследовать. Мадам считает вопрос исчерпанным. Мадам прекращает прения: – На это мы визы не поставим. – На что же вы ее поставите? – Можем только на отдельную бумажку. – На бумажку, так на бумажку – я не гордый. – Неужели вы вернетесь опять туда?! – Обязательно. Мадам удивлена до крайности. Очевидно, наши "националисты", проходившие за эти годы сквозь консульства, с такой грациозностью, с такой легкостью перепархивали с сербского подданства на китайское, что мое упорство просто выглядело неприлично.
ДИАЛОГ СО "СПЕЦИАЛЬНЫМ" ПОЛИЦЕЙСКИМ
Французская граница. Осмотр паспортов. Специальный комиссар полиции. Посмотрит паспорт и отдаст. Посмотрит и отдаст. Моя бумажка "специальному" определенно понравилась. "Специальный" смотрит восторженно то на нее, то на меня. – Ваша национальность? – Русский. – Откуда едете? – Из Берлина. – А в Берлин откуда? – Из Штетина. – А в Штетин откуда? – Из Ревеля. – А в Ревель откуда? – Из Нарвы. – А в Нарву откуда? Больше иностранных городов не осталось. Будь, что будет. Бухаю: – Из Москвы. В ответ получаю листок с громким названием: "Санитарный паспорт" и предложение: В 24 часа явиться к префекту парижской полиции. Поезд стоит. Стою я. Рядом – "специальный". Поддерживает вежливую беседу. Где остановлюсь? Зачем еду? Такой внимательный. Все записывает. Поезд трогается. "Специальный" соскакивает, напоминая: – В двадцать четыре! Предупредительные люди!
У ПРЕФЕКТА ПОЛИЦИИ
Париж. Закидываю вещи в первый попавшийся отель. Авто. Префектура. Отвратительно с блестящей Сены влазить в огромнейшую нудную казарму. Наполнена блестящими сержантами и привлекаемою за что-нибудь дрянью парижских чердаков и подвалов. Меня сквозь нищую толпу отправляют на третий этаж. Какой-то секретарь в черной мантилье. Становлюсь в длинную очередь. Выстоял. – У меня "санитарный паспорт". Что делать? – Сняться. Четыре карточки засвидетельствуете в своем участке и оставите там, а четыре засвидетельствуете и сейчас же сюда. – Мосье! "Санитарный паспорт", очевидно, преследует медицинские цели. Я из России два месяца. Нет смысла хранить столько времени вшей специально для Парижа. Во-вторых, едва ли фотография – хорошее средство от тифов: я буду сниматься одетым, до пояса, в маленьком формате; если у меня даже вши и есть, не думаю, чтобы они при таких условиях вышли на карточках. Очевидно, "санитарный" – по-французски не то, что по-русски. Речь моя "мусье в мантилье" не убедила, и меня все-таки послали к… фотографу. Вместо фотографа я пошел к себе в отель. Так и так. Если всю эту капитель надо проделывать, возьмите мне на завтра билет в Берлин. – Плюньте и дней десять живите! Плюнул с удовольствием.
СХЕМА ПАРИЖА
После нищего Берлина – Париж ошеломляет. Тысячи кафе и ресторанов. Каждый, даже снаружи, уставлен омарами, увешан бананами. Бесчисленные парфюмерии ежедневно разбираются блистательными покупщицами духов. Вокруг фонтанов площади Согласия вальсируют бесчисленные автомобили (кажется, есть одна, последняя, лошадь,- ее показывают в зверинце). В Майолях, Альгамбрах – даже во время действия, при потушенных люстрах – светло от бесчисленных камней бриллиантщиц. Ламп одних кабаков Монмартра хватило бы на все российские школы. Даже тиф в Париже (в Париже сейчас свирепствует брюшной тиф) и то шикарный: парижане его приобретают от устриц. Не поймешь! Три миллиона работников Франции сожрано войной. Промышленность исковеркана приспособлением к военному производству. Области разорены нашествием. Франк падает (при мне платили 69 за фунт стерлингов!). И рядом – все это великолепие! Казалось бы, для поддержания даже половины этой роскоши – каждый дом Парижа надо бы обратить в завод, последнего безземельного депутата поставить к станку. Но в домах, как и раньше, трактиры. Депутаты, как и раньше, вертят языками. Хожу улицами. Стараюсь попять схему парижского дня, найти истоки золота, определить размеры богатства. Постепенно вырисовывается такая схема: Деловой день (опускаю детали) – все, начиная с Палаты депутатов, с крупнейших газетищ, кончая последней консьержкой, стараются над добычей золота не из каких-нибудь рудников, а из разных подозрительных бумажек: из Версальского договора, из Севрского, из
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (17) »