Зато фамилия моя. Как говорится, что-то от мамы, а что-то от папы.
– Вау, здорово! – ответила та. – А мой муж перенял мою фамилию, прикинь? И не ради меня. Она просто очень забавно рифмовалась. В-общем, зовут его Хадсон… а дальше сам.
– Хадсон-Додсон? – улыбнулся Ричард.
– Да!
– Слушай, у меня что-то похожее с личным псевдонимом для подкастов происходило. Барни Бейли. Придумал по случаю давно упокоенному, царство ему небесное, Лоренсу Харви Зе́йгеру, также известному как Ларри Кинг.
– О, я его знаю!
– Рождение псевдонима у мастера общений произошло спонтанно: Генеральный директор радио Маршалл Симмондс перед дебютом вызвал Лоренса к себе в кабинет, чтобы банально пожелать удачи…
– Но директора не удовлетворяло имя «Ларри Зейгер». Тем временем на столе у него лежала газета, открытая на рекламе про спиртные напитки марки «Кинг».
– Оптовая торговля спиртными напитками, Март, – поправил её Ричард.
– Может быть. А дальше директор предложил ему называться Ларри Кингом, и Зейгер, в свою очередь, был не против.
– Правильно! А ты хоть понимаешь истинную причину, почему директор не согласился на родное имя ведущего?
– Да, понимаю. Такое имя, как «Ларри Зейгер» не внушало популярности, поскольку слушателям всегда нужно что-то простое для того, чтобы это было узнаваемым.
Ричард довольно, но удивлённо кивнул.
Перед ними простилалась всё та же длинная дорога. Ещё где-то столько же и они уже дойдут до поворота, ведущей к единственному частному сектору, состоящий из трёх двухэтажных жилищ. Интересно, какая кара за время отсутствия постигла их бывшие дома? Лучше об этом не думать.
И вновь тишина. Собака виляла хвостом и, перебирая своими короткими лапами, следовала за хозяином.
– Чёрт, неужели этот посёлок забросили? Почему тут так много кислорода? У тебя голова не болит? Люди совсем забыли что-ли, как дышать?
– Пока не болит. Ну мы и правда не видели ни одного человека. Я предполагаю, что это связано с тем, что мы идём сейчас по дороге, по которой проезжают только машины. Нужно дойти хотя-бы до жилых комплексов.
“Январское утро. На улице по погоде покой. А градусы показывали ноль. Это значило, что в посёлке наступила эра липкого снега. Грех такое пропустить. Они втроём играли в снежки. Смеялись. Ричард против девочек”.
– А давай поиграем в снежки, как раньше? Только теперь честно! Девочка против мальчика! – предложил Дэвис. Они оба улыбнулись. – А почему бы и не… ааа Первый ком угодил о розовую куртку Марты. – Ах тыж подлюга! Получай! На улице было несказанно теплее, хоть на дворе ещё и окончание первого месяца весны. Подснежники отцвели и уже скоротечно меняли свой вид. Дорога была полностью поверхностно наделена снежинками. Настаёт время повернуть за угол. – Слушай, я что-то не вижу наши дома, – произнесла Марта. Ричард аналогично их не наблюдал. – Может, у нас проблемы со зрением? Справа от них располагались однотипные могучие сосны, словно как солдаты на посту. У обоих человек гулко забилось сердце. – Март, ты помнишь, где располагался лично мой дом? – Да, прям напротив калитки Хвойной долины! – Не забыла. – Ричард притянул её за плечи и обнял. – Но где калитка-то? Я её абсолютно не вижу! – И я, – сказала Марта. – Стоп. Если мне не изменяет память, то по городам разъехались только твои родители и мои. – Мой папа уехал прежде времени и даже не оставил свой номер телефона. А попросить у него я забыл. Мама осталась жить в Алимровке. Я с ней связь не поддерживал, поскольку мы были с ней чужие люди. Она практически никогда со мной не общалась. Была вся погружена в работе. Однако, не смотря ни на что, мать присылала копеечку первые четыре года. Исполняла, как я понял, свой долг. Тишина. Марта преобразилась в лице. “Я потеряла слова. Что сказать? Как пожалеть? И нужно ли жалеть? Горький говорил, что жалость унижает человека” – Прости меня, пожалуйста. Я не знаю, как выразить свои чувства по отношению к данной ситуации, поэтому я скажу, как думаю. Ты – большой молодец. Сейчас я вспомнила, как ты заступился за нас тогда… послал нахрен Оллскопа в туалете…, потом он зарядил в промеж… но самое удивительное, ты всё равно послал его! А теперь и вовсе имеешь успешную карьеру в медиа-сфере, в которой работаешь вот уже сколько Христос прожил – тридцать три года! По-правде говоря, я бы, может после такого инцидента не смогла бы просто жить. Ты большой молодец. – Тебе спасибо. Представляешь, если бы не было рядом вас? Я бы не спохватился так учудить. Вы – мой триггер, причём триггер в хорошую сторону. Прикинь, оказывается, такие бывают! – Ричард ткнул локтëм Марту в бок. – А вон калитка! Её еле видно! Сосны абсолютно всё собой заслонили! – произнесла Додсон. Деревья росли теперь в неумеренных количествах по всему парку. Вход открыт нараспашку. Чёрный цвет железного забора еле стал заметен, а выбоины, пустоты сверху, которые обычно занимали лишь некоторые сосны, теперь по-праву принадлежат всем. Нужно подметить: одни сосны в ряд ниже других. По всей видимости, они были засажены относительно недавно. – Вот наши дома, Март! Они превратились в древесину… Теперь тут сплошные леса. – Я одного не понимаю, куда делись все люди? Почему главный парк посёлка запущен? Взрослые вернулись назад, в жилые комплекса. Примечательно, что во дворах никого не было, а детские площадки и вовсе покрылись коррозией. Они решились позвонить по домофону. Никого. Ещë раз. Никто не открывал. – Да ладно, Март. Только время потеряем! Пошли посмотрим на другие места. Додсон пригляделась к карте ПТГ на телефоне. В интернете писали о том, что он, оказывается, якобы «Закрыт». – А давай, Март, найдём памятник Ахрэму Ковальски? Хоть на одного человека поглядим. Интересно, сохранился ли он? – Слава Богу, что у «Хвойной долины» не один вход в парк… – Да. Пошли прямо со стороны жилого квартала. Идти совсем недалеко.
Сознание перемещается в астрал. Вот на той сломанной лавочке, что у разбитого фонаря, Ричард начал помогать вымышленной Ангелине. Когда снова напал на него недуг, все подбежали и наблюдали за проявившейся картиной.
– Господи, это лес! Настоящий лес! – Тут можно хоть грибы собирать. Они ходили и прислушивались к пению птиц. Удавалось только досконально расслышать хруст снега о подошву ботинок. – Ты погляди! Даже зверушек нет! – Все переехали, Рич… Взрослые испытывали что-то смешанное: некую грусть и одновременную радость за то, что прошлое как-бы ушло в забвение, и теперь это лишь один-единственный для них музей, где нет абсолютно ни-ко-го. – Пошли в школу? От Мартинового предложения сердце Ричарда
“Январское утро. На улице по погоде покой. А градусы показывали ноль. Это значило, что в посёлке наступила эра липкого снега. Грех такое пропустить. Они втроём играли в снежки. Смеялись. Ричард против девочек”.
– А давай поиграем в снежки, как раньше? Только теперь честно! Девочка против мальчика! – предложил Дэвис. Они оба улыбнулись. – А почему бы и не… ааа Первый ком угодил о розовую куртку Марты. – Ах тыж подлюга! Получай! На улице было несказанно теплее, хоть на дворе ещё и окончание первого месяца весны. Подснежники отцвели и уже скоротечно меняли свой вид. Дорога была полностью поверхностно наделена снежинками. Настаёт время повернуть за угол. – Слушай, я что-то не вижу наши дома, – произнесла Марта. Ричард аналогично их не наблюдал. – Может, у нас проблемы со зрением? Справа от них располагались однотипные могучие сосны, словно как солдаты на посту. У обоих человек гулко забилось сердце. – Март, ты помнишь, где располагался лично мой дом? – Да, прям напротив калитки Хвойной долины! – Не забыла. – Ричард притянул её за плечи и обнял. – Но где калитка-то? Я её абсолютно не вижу! – И я, – сказала Марта. – Стоп. Если мне не изменяет память, то по городам разъехались только твои родители и мои. – Мой папа уехал прежде времени и даже не оставил свой номер телефона. А попросить у него я забыл. Мама осталась жить в Алимровке. Я с ней связь не поддерживал, поскольку мы были с ней чужие люди. Она практически никогда со мной не общалась. Была вся погружена в работе. Однако, не смотря ни на что, мать присылала копеечку первые четыре года. Исполняла, как я понял, свой долг. Тишина. Марта преобразилась в лице. “Я потеряла слова. Что сказать? Как пожалеть? И нужно ли жалеть? Горький говорил, что жалость унижает человека” – Прости меня, пожалуйста. Я не знаю, как выразить свои чувства по отношению к данной ситуации, поэтому я скажу, как думаю. Ты – большой молодец. Сейчас я вспомнила, как ты заступился за нас тогда… послал нахрен Оллскопа в туалете…, потом он зарядил в промеж… но самое удивительное, ты всё равно послал его! А теперь и вовсе имеешь успешную карьеру в медиа-сфере, в которой работаешь вот уже сколько Христос прожил – тридцать три года! По-правде говоря, я бы, может после такого инцидента не смогла бы просто жить. Ты большой молодец. – Тебе спасибо. Представляешь, если бы не было рядом вас? Я бы не спохватился так учудить. Вы – мой триггер, причём триггер в хорошую сторону. Прикинь, оказывается, такие бывают! – Ричард ткнул локтëм Марту в бок. – А вон калитка! Её еле видно! Сосны абсолютно всё собой заслонили! – произнесла Додсон. Деревья росли теперь в неумеренных количествах по всему парку. Вход открыт нараспашку. Чёрный цвет железного забора еле стал заметен, а выбоины, пустоты сверху, которые обычно занимали лишь некоторые сосны, теперь по-праву принадлежат всем. Нужно подметить: одни сосны в ряд ниже других. По всей видимости, они были засажены относительно недавно. – Вот наши дома, Март! Они превратились в древесину… Теперь тут сплошные леса. – Я одного не понимаю, куда делись все люди? Почему главный парк посёлка запущен? Взрослые вернулись назад, в жилые комплекса. Примечательно, что во дворах никого не было, а детские площадки и вовсе покрылись коррозией. Они решились позвонить по домофону. Никого. Ещë раз. Никто не открывал. – Да ладно, Март. Только время потеряем! Пошли посмотрим на другие места. Додсон пригляделась к карте ПТГ на телефоне. В интернете писали о том, что он, оказывается, якобы «Закрыт». – А давай, Март, найдём памятник Ахрэму Ковальски? Хоть на одного человека поглядим. Интересно, сохранился ли он? – Слава Богу, что у «Хвойной долины» не один вход в парк… – Да. Пошли прямо со стороны жилого квартала. Идти совсем недалеко.
Сознание перемещается в астрал. Вот на той сломанной лавочке, что у разбитого фонаря, Ричард начал помогать вымышленной Ангелине. Когда снова напал на него недуг, все подбежали и наблюдали за проявившейся картиной.
– Господи, это лес! Настоящий лес! – Тут можно хоть грибы собирать. Они ходили и прислушивались к пению птиц. Удавалось только досконально расслышать хруст снега о подошву ботинок. – Ты погляди! Даже зверушек нет! – Все переехали, Рич… Взрослые испытывали что-то смешанное: некую грусть и одновременную радость за то, что прошлое как-бы ушло в забвение, и теперь это лишь один-единственный для них музей, где нет абсолютно ни-ко-го. – Пошли в школу? От Мартинового предложения сердце Ричарда