повезло: моя нога не застряла в стремени. Мне случалось видеть, как лошадь тащит за собой застрявшего в стремени всадника. Поверьте, это зрелище не из приятных. Но Красавчик остановился, как вкопанный. Он понял, что я попал в беду. Я расстегнул френч и ощупал грудь. Крови нет, но ребра саднит, словно я попал под удар молота. Или пули. Открываю нагрудный карман френча и извлекаю замшевый мешочек с двумя южноафриканскими монетами. Монеты горячие на ощупь и сплющенные от удара пули. Серебряное чудо, спасшее мою жизнь. Чудо, в которое невозможно поверить…

Мягкие губы Красавчика щекочут мое покрытое пылью и потом лицо. Прикосновение друга, как же много это значит! Собравшись с силами, я снова вскакиваю в седло. Надо возвращаться назад к своим и предупредить о засаде буров. Я глажу Красавчика по мягкой гриве и натягиваю повод. И тут меня настигает второй удар, после которого небо, позолоченное первыми лучами солнца, становится близким и желанным, как дом, в котором меня уже долго ждут родные люди. А земля остается где-то совсем далеко, словно в давнем прошлом. И уже совсем неважно, что на ней происходит…

Меня заставил вернуться только звук ржанья Красавчика, звавшего меня. И тогда я увидел всё, что не должен был видеть. Свое мертвое тело с окровавленным на спине френчем, свои подернутые смертной пеленой глаза. Скрюченные пальцы, в которых застряли стебельки травы, и муравья, ползшего по моей ещё неостывшей щеке… Вместе с Красавчиком, отгонявшим мух от моего лица, я простоял на палящем солнцепеке весь день, пока спасительная темнота не позволила австралийским кавалеристам унести мое тело в лагерь отряда. Вот так я и стал одним из одиннадцати бойцов Второго Тасманийского Контингента, встретивших смерть в бою или умерших от ран. Жизнь остальных, не вернувшихся с войны, забрали болезни и голод.

Я прощаюсь с картонным конем, который никогда не возьмет сахар с моей ладони. И никогда не посмотрит мне в глаза, как мой друг, которого уже давно нет. Мне пора возвращаться обратно. Теперь я твердо знаю одно: у каждого из нас есть предназначение даже после смерти. Моя работа – это рассказывать всем, кого встречают мои глаза, правду о том, какой нелепой и ненужной была та война. Война, на которой мне очень повезло: я умер от пули. Правда, меня застрелили дважды…

Когда я закрываю глаза

Золотой, похожий на маленькое солнце мандарин упал в мою ладонь и согрел её своим теплом. А затем произошло чудо: все оранжевые, жёлтые и розовато-румяные плоды, растущие на фруктовых деревьях вдоль реки Джонстон, словно слились в ослепительно яркий солнечный диск. Царственное солнце, повелитель всего живого, появилось на небосводе, растопив жаркими лучами предрассветные облака. Но в этом удивительном саду, где старые деревья, отягощённые урожаем, нависли зелёной аркой над рекой, было по-прежнему прохладно. Роса гирляндами жемчужинок унизала траву и подарила радужную каплю утренней свежести каждому древесному листку. С ветки над моей головой вспорхнула крошечная вертлявая угольно-черная птичка с оранжевой спиной, окатив меня каскадом тяжелых капель. Радость вошла в моё сердце обещанием чудесного дня…

Как же я люблю этот сад, принадлежавший всем и никому! Когда-то все эти деревья, дети жарких стран, были посажены здесь, в австралийском городке Иннисфейл руками трудолюбивых китайцев. В 1872 году на Севере штата Квинсленд по берегам реки Палмер было найдено золото. Охваченные золотой лихорадкой, на поиски жёлтого металла, который никогда не перестанет притягивать людей, устремились толпы искателей сокровищ. Большинство золотоискателей приехало в Квинсленд по доброй воле. Но многие китайцы были посланы на прииски их собственными господами – Мандаринами. Им надлежало вернуться назад в Китай с добытым золотом. Некоторые из них нарушили приказ и остались в Австралии нелегально, не пройдя натурализацию и не имея никаких документов. Именно они и разбили фруктовые сады, огороды и банановые плантации по берегам реки Джонстон. А когда возделанная тяжким трудом земля стала одаривать их щедрым урожаем, то китайцев-нелегалов просто вытеснили отсюда плантаторы, получавшие огромные прибыли от выращивания сахарного тростника. И только эти старые, сохранившиеся манговые и цитрусовые деревья напоминают о событиях прошлого.

Я тоже хочу насадить свой сад! Хочу, чтобы с дерева, посаженного моей рукой, кто-то сорвал душистый плод и невольно вспомнил обо мне. Но сейчас мне надо возвращаться домой, чтобы помочь маме. Мы, по местным меркам, считаемся зажиточной семьей, но нам приходится работать много и тяжело. Мой отец купил в центре Иннисфейл старый дом с большим участком земли. Дом он сдал в аренду, а на участке построил новый, двухэтажный. На верхнем этаже живет наша семья, а четыре комнаты внизу отец превратил в постоялый двор. Но иногда, особенно в выходные дни, мест в комнатах не хватает, и наши гости спят даже на железных кроватях на веранде. Большинство постояльцев – это фермеры, рубщики тростника, плотники и лесорубы. Чаще всего они приезжают в Иннисфейл в субботу вечером, чтобы развлечься и отдохнуть от тяжёлой работы.

Стирка постельного белья и полотенец лежит на мне. Стираю я по понедельникам, а сегодня как раз понедельник. Мне надо торопиться, чтобы до наступления жары натаскать вёдрами воду из колодца в большой медный котел на заднем дворе. Мне также надо наполнить водой две железные ванны для полоскания, стоящие рядом с котлом. Натереть мыла и добавить мыльные стружки в кипящую в котле воду. А потом долго кипятить белье, помешивая его деревянным шестом.

Я так задумалась о предстоящей работе, что чуть не наступила на змею, лежавшую на тёплом песчаном островке посреди тропинки. Пригревшаяся на солнышке змейка подняла голову и с негодованием посмотрела на меня. Я с облегчением узнала в маленьком разгневанном создании безвредную древесную змею по оливково-жёлтому брюшку и форме голове. Мои быстрые ноги моментально нашли обходной путь, чтобы не тревожить обитательницу сада. Пусть сегодня будет счастливым для всех!

Да, теперь, в семнадцать лет мои ноги стали крепкими и сильными. А когда-то они были тонкими, как палки и покрыты болячками, появившимися на моей коже от недоедания. Тогда мне было десять лет. Шел 1923-ий год, наше долгое путешествие из Сибири в Австралию, к отцу, который ждал нас в Иннисфейл, подходило к концу. Японское судно, на которым мы пришли из Нагасаки, стало на таможенный контроль в бухте острова Четверга (Thursday Island). Я спустилась вниз к пляжу и села на камень у самой кромки воды. Песок