махнуть. Задёрнув тёмные шторы, я называю ему цену. У него брови взлетают к макушке, но, помедлив, он соглашается и суетливо достаёт бумажник.

Лох. Опытный сразу понял бы, что цена подозрительно низкая.

Я мягко так отвожу в сторону его руку:

— Потом, дорогой. Деньги подождут. Сначала удовольствие.

Он бросает бумажник на столик и, осмелев, притягивает меня к себе и впивается мне в губы.

Ещё раз лох. Знал бы он, что я за сегодня уже два минета сделала, побрезговал бы.

Резинка у него всё же есть, но я протягиваю ему свою — толстый плотный презерватив, который точно не порвётся. Не хватало ещё подцепить что-нибудь на работе.

Он неловко возится с ремнём, не выпуская из пальцев кондом, и я сама спускаю с него штаны.

— Снимай совсем, — говорю я. — Так удобнее.

Он переступает на месте, избавляясь от брюк и туфель, и я заваливаю его на диван, игриво толкнув в грудь. Его член торчит вертикально вверх — стоит уверенно, хоть и не впечатляет размерами.

Ещё бы. После года работы хостес любой уже кажется маленьким.

Пока он натягивает презерватив, я успеваю сбросить платье, достать из тумбочки под столиком смазку и как следует втереть её между ног. Сажусь на него сверху, одно отработанное движение — и он попадает куда надо.

Мужичок откидывается назад и закатывает глаза. Он тащится. Я притворяюсь, что тоже ловлю кайф. Рутина и рутина.

Привычно двигаю бёдрами, пытаясь попасть в ритм музыки — просто чтоб было не так скучно. Диван под коленками знакомо пружинит, напрягаться почти не приходится. Это как на тренажере в спортзале — сначала непривычно, когда только начинаешь заниматься, а потом нарабатываешь сноровку, и всё получается само собой.

Я принимаюсь в голос стонать, изгибаюсь как кошка. Так надо. Чем сильнее клиент заведётся, тем быстрее кончит.

Ему удаётся продержаться минуты три, а потом он весь дёргается и сжимается — я чувствую резкие сокращения внутри, пока он палит спермой в презерватив. Дав ему отстреляться, я встаю, беру из тумбочки салфетки и вытираюсь, став к нему спиной так, чтобы закрыть от него столик. Чтоб он не видел, что ещё я делаю.

Уж чем хорошо платье — его можно быстро натянуть прямо через голову.

— Пока, дорогой, — я посылаю развалившемуся на диване мужику воздушный поцелуй и быстро выхожу в зал.

Ему понадобится секунд пять, чтобы понять, что бумажника уже нет на столике. И ещё секунд десять он будет натягивать штаны и обуваться. Так уже было много раз. Я ускоряю шаг, надеясь скрыться на втором этаже прежде, чем лох выйдет.

— Стой! — раздаётся крик за спиной. — Верни деньги!

Он оказался проворнее, чем я ожидала. Я кручу головой в поисках кого-нибудь из вышибал, но, как назло, ни одного не видно.

— А ну верни!

Мужичок бежит ко мне, на ходу застёгивая ширинку. Джен выворачивается из-за кулис — на ней одни трусики. Она бросается наперерез лоху и упирается голыми сиськами ему в грудь.

— Эй, дорогой, хочешь особое шоу? — задорно выкрикивает она ему в лицо.

Джен виснет на нём, не давая пройти. Он отталкивает её, пытаясь меня догнать.

Вышибалы тут же будто вырастают из-под земли. Ещё бы — стриптизёрш лапать нельзя. Такое правило. Будь ты хоть трижды ограбленный клиент.

Мужичка скручивают и тащат к выходу. Вышвырнут его на улицу, вот и всё. Он сколько угодно может орать, что у него спёрли бумажник, это ничего не даст. Даже если он прямо сейчас пойдёт в полицию.

Копы не станут сюда соваться — у них там все знают, что клуб принадлежит Синдикату. Так что очередного ограбленного туриста никто слушать не станет.

Что поделать. Кто как умеет, тот так и вертится. А мелкая сошка всегда становится добычей крупной рыбы.

С бумажником в руках я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, к кабинету хозяина клуба. Вот там действительно крупная рыба.

Хозяин не один. У него этот здоровенный губастый тип, Надиви. Он частенько здесь бывает.

Хозяин кому-то звонит. Он манит меня пальцем, и я отдаю ему бумажник. Не отрываясь от телефона, он свободной рукой умело потрошит кожаные кармашки: карточки и документы отправляются в стол, деньги падают передо мной. Это моя доля.

Не знаю, зачем им каждый раз нужны карты и документы. Для каких-то махинаций Синдиката, не иначе. Может, счета его будут потрошить. Я в эти дела не суюсь. С меня достаточно денег.

— Что значит, Абрафо взяли? — громко спрашивает хозяин, прижимая мобильник к уху. — В каком ещё отеле?

Несколько секунд он что-то слушает, потом кладёт телефон на стол и озадаченно глядит на Надиви. Рожи у обоих мрачнеют на глазах.

— Иди работать, — бросает хозяин, заметив, что я ещё здесь. — Чего встала?

— Да ушла уже, — говорю я, выходя.

Мне их секреты не нужны. Но в моей жизни есть особенный человек, которых хочет знать обо всём, что происходит в Синдикате.

Для этого он меня и завербовал.

3. Пустота в пустоте

В гостевой темно. Свет телеэкрана отражается на стеклах панорамных окон, на прозрачной двери, выходящей на морской берег. В ночной темноте видна обрамлённая светильниками дорожка на песке и маленький деревянный пирс.

Валери не смотрит на экран. Она лежит на кушетке, раскинув руки и уставившись в потолок. Время от времени подносит к губам сигарету. Пепел осыпается ей на майку, но она его не стряхивает.

По телевизору идёт публицистическая передача.

— Как вы считаете, сколько ещё будет продолжаться конфликт с сепаратистами? — спрашивает ведущий. — Я понимаю, никто не может сказать точно, но всё же. Скажите как эксперт.

— Трудно делать какие-то прогнозы по ситуации с Угенской провинцией. Если бы вы спросили меня два года назад, я сказал бы, что эта попытка отделиться от Ревалии заранее обречена на провал, и в течение месяца, максимум двух, правительственные силы правопорядка подавят все сепаратистские движения в Угенской провинции. Но теперь уже выяснилось, что в самом начале волнений сепаратисты были прекрасно оснащены, вооружены и очень хорошо организованы. Оказалось, что мятеж, если так можно назвать эту ситуацию, готовился давно, и всё было заранее спланировано. Никто не мог ожидать, что сепаратисты окажут полиции такое ожесточённое сопротивление, что с ними не смогут справиться даже специальные полицейские подразделения. А когда в город Уген ввели войска, выяснилось, что у сепаратистов есть противотанковые снаряды, есть крупнокалиберное оружие, есть взрывчатка — и они умеют всем этим пользоваться. Ситуация превратилась из гражданских волнений в боевые действия.

— Мы все это помним. Некоторые районы