нормальным языком!
В голосе не было раздражения, но угроза буквально витала в воздухе. Я сглотнула, перевела дыхание, чтобы не разозлить его по-настоящему, недавно имела несчастье ощутить, на что он способен, и повторила вопрос уже внятно. Клянусь, никогда ранее не прилагала столько усилий для простого вопроса!
— Мои братья вам что-то должны?
— Чудесное исцеление, поздравляю! Да, причем, по гроб жизни, как говорится. Они его, кстати, увидят в ближайшем будущем.
Блондин сделал смазанное движение рукой, и кресло, сдирая лак с недавно выкрашенных досок, со скрипом пронеслось по полу, остановившись ровно под его коленями. Я вздрогнула, в который уже раз за последний час, а после — еще, когда дверцы старинного секретера распахнулись, и любимый виски дядюшки оказался в руках мужчины.
— Люблю бурбон, — отметил он непонятно для чего, не оправдывается же, в самом деле, за самоуправство.
Скорее, это было похоже демонстрацию силы. Он наглядно показывал, что может сотворить и со мной, и с прочими обитателями особняка, все, что возжелает, не прилагая к этому особых усилий.
— Будешь? — протянул мне стакан с золотистой жидкостью.
Отрицательно покачала головой, хотя, признаться, с удовольствием бы сделала несколько глотков! Но нельзя, рассудок должен оставаться трезвым.
— Как хочешь. Итак, о чем мы говорили? Точно, о том, что отныне ваш кусок Северных земель принадлежат мне. Правда, нужно подписать пару документов, формальность, не более.
В душе колыхнулась призрачная надежда, которую он словно почувствовал и предостерег:
— У тебя, красавица, вариантов нет, так что подпишешь как миленькая. Братцы-кролики здесь уже никто, если тебе интересно. Кстати, всем, кто тут жил, придется отчалить восвояси, если некуда… не мои проблемы. Слуги мне тоже не нужны. Лошади… ладно, лошади пусть остаются, люблю животных. Псы тоже. Остальные — вон! Прямо сейчас.
Он рассуждал с таким равнодушием, будто говорил не о живых людях, а вещах, предметах мебели, решая, какие из них стоит заменить на новые или вообще избавиться, а каким можно дать второй шанс. Какими душой и разумом нужно обладать, чтобы таким образом распоряжаться не одной жизнью?
И снова имение Норт оказалось на краю гибели, а я поневоле стала главным свидетелем. Что же такого сделали братья, что попали в должники этому страшному… нечеловеку?! Они никогда не были замечены в азартных играх и рисковых предприятиях, да любых событиях, похожих на авантюры! Не рассказывали и о происшествиях, но, возможно, просто не хотели меня тревожить.
— Что зависла? Ручку в ручки и подписывай!
Я отмерла, уставившись на возникший перед носом лист бумаги и перо.
— Я…я… — не зная, как поступить, осмотрелась по сторонам в поисках… неизвестно чего.
У шамана моя растерянность вызвала легкую улыбку. Действительно, как я могу сопротивляться его приказам, когда он одним движением пальца способен размазать меня по стене, оставив одно мокрое место.
— Терпение не является моей добродетелью, — подал голос мужчина.
— Вы ме-меня выго-гоняете?
— Это обсудим позже.
— Я…
— Не люблю повторять свою просьбу дважды. И, поверь, исключений не будет.
Он будто развлекался, смотря на то, как я пугаюсь, вздрагиваю, боюсь снова взглянуть ему в глаза, пытаюсь скрыть мелкую дрожь, но выходит плохо… Ему нравится наблюдать за моими мучениями.
Наверняка, он загнал Брига с Джимом в безвыходную ситуацию, и они совершенно не виноваты в случившемся. А теперь явился поглумиться над поверженными. Ему, поди, и земли-то наши не нужны!
Вываливать подобные догадки в лицо гаду, безусловно, было бы настоящим самоубийством. Рука слушалась плохо, тем не менее, я сумела взять и поставить, где надо, размашистый росчерк. И лишь после слезы нашли выход, хлынув по щекам солеными ручьями.
— Вот только без этого, девочка! Я достаточно долго живу на свете, чтобы не воспринимать ваши женские штучки. Иди наверх, буди всю эту кодлу разномастную и выставляй. У них час. Учти, один шаг, который мне не понравится, — и этот рассвет станет для каждого из них последним.
— Д-да.
— Надеюсь, говорить о личности, которая посетила вас с визитом, не додумаешься? Иначе…
— Я понимаю.
— Тогда вали уже.
— А я? А опекуны?
— С вами у нас будет отдельная занимательная беседа.
Скучающий тон и такой же вид красноречиво говорили: он выполнит обещанное без малейшего раздумья, с таким же равнодушным лицом, как сейчас. До меня с опозданием дошло: вот о чем просил в письме Джимми. Нужно было послушаться его и бежать! Если шаману покажется, что мы вздумали сопротивляться, стены родового особняка окрасятся красным.
Кивнув, я метнулась на второй этаж, перепрыгивая через две ступени.