июле 1914 года, незадолго до начала войны. В его письме кайзеру после его турне по Европе [слайд 10] вспоминались замечательные беседы, которые они вели вместе: о том, как он, кайзер, хотел добиться лучшего взаимопонимания между великими державами: «Из-за вашего хорошо известного стремления поддерживать мир, я прибыл, как известно вашему величеству, непосредственно в Берлин. Я никогда не смогу забыть милостивое принятие общих целей моей миссии, мастерское изложение политических условий во всем мире в том виде, в каком они существуют сегодня, и пророческий прогноз на будущее». И он почувствовал уверенность: «Я живу счастливо, веря, что огромное влияние вашего величества было направлено на дело мира и расширения мировой торговли».

 

Итак, было несколько суждений о кайзере, о том, что он понимал, как — если кто-то и мог поддерживать мир в Европе — как это можно было сделать. А затем, непосредственно перед катаклизмом, был дружеский визит британского Королевского флота в Германию. Новые дредноуты прибыли в порт Киля, и кайзер, одетый в форму британского адмирала, чтобы подчеркнуть свою связь с британской королевской семьей, осматривает британский корабль.

 

Итак, мы задаемся вопросом, как, черт возьми, при таких обстоятельствах могла разразиться катастрофическая война между двумя странами, которые были дружественными на протяжении тысячи лет? В конце июня произошло убийство австрийского эрцгерцога, и прошло некоторое время, прежде чем произошло что-то еще. Все сербские газеты радовались этому убийству, поэтому Австрия должна была отреагировать.

 

Проблема, приведшая к обеим мировым войнам, заключалась в том, что географическая территория Германии меньше, чем распространение германского народа. Люди, которые считали себя немцами, находились за пределами той территории, которая было определена как Германия в 1871 году. Что касается Первой мировой войны, то это в значительной степени относится и к Австрии. Правящая семья Германии, Габсбурги, со средневековых времен находилась в Австрии, и поэтому между Австрией и Германией существовала глубокая связь. Австрия хотела стать частью Германии, но ей этого не позволили: так что в некотором смысле именно это втянуло Германию в Первую мировую войну.

 

Давайте посмотрим на развитие катаклизма, на его последовательность. Австрия выдвигает Сербии суровый ультиматум, ультиматум из десяти пунктов, что она должна сделать — и, к всеобщему удивлению, Сербия практически соглашается почти со всеми, с девятью из десяти. Но Австрия все еще сердита, она требует: «Вы должны принять их все». Кайзер настаивает: «Это капитуляция самого унизительного рода, с ней исчезают все основания для войны — все основания для войны теперь рушатся». Он советует Австрии принять это сербское покорное согласие. Но ему не удается остановить — все происходит слишком быстро — ему не удается остановить Австрию от обстрела Белграда в Сербии 28 июля.

 

Один историк предположил, что австрийцы сделали это сразу, потому что считали, что если бы они подождали еще немного, кайзер остановил бы их. ⁶ Они были в ярости на Сербию и хотели начать обстрел. Начинается катаклизм, и кайзер сердито требует: «Остановитесь!», чтобы прекратить обстрелы. Он очень четко объясняет, что должно произойти сейчас: австрийская армия мобилизуется в третий раз, поэтому нужно что-то делать — им нельзя просто приказать отступить. Поэтому он говорит: пусть австрийская армия войдет в Сербию, будет стоять там и больше ничего не делать. Просто оккупируйте часть Сербии до тех пор, пока требование установить, кто совершил убийство, не будет выполнено, а затем возвращайтесь. Никакой войны — никого не убивайте, армия просто входит и остается там, пусть это будет демонстрация силы.

 

Он говорит: «Исходя из этого, я готов выступить посредником во имя мира» [слайд 13]. И я думаю, вы обнаружите, что Грей сказал нечто довольно похожее. Итак, если бы было время — если бы у нас было время, — это была бы формула мира. Именно это, как предполагал кайзер, и должно было произойти, чтобы разрядить обстановку.

 

Однако у кого-то еще на сцене были другие планы. Приближается давно предсказанная военная повестка дня, Черчилль возглавляет британский военно-морской флот, и британский военно-морской флот только что был представлен королю 26 июля. По своей собственной инициативе он отправляет — это самый большой флот в мире — он отправляет его в Скапа-Флоу на севере Шотландии, за пределами Германии, и тогда, как написал кайзер в своих мемуарах, он уже знал, что надвигается война. Это было примерно 28 июля: он знал, что, как только британский флот окажется там, это станет сигналом для всех поджигателей войны в Европе — вот оно, это произойдет. Самый большой в мире военно-морской флот не может быть отправлен туда без того, чтобы ничего не произошло.

 

Мы отмечаем психологию Уинстона Черчилля, то потрясающее счастье, которое он испытывал по мере приближения войны. Все остальные члены кабинета, либералы, все они с пепельно-серыми лицами и в отчаянии, когда все принципы, ради которых они работали всю свою жизнь... мир... улетучиваются, когда их втягивают в ужасную войну. В то время как Черчилль ликовал и писал своей жене Клементине: «Моя дорогая, все стремится к катастрофе и краху, но я рад и счастлив, разве это не ужасно, что я так устроен?» Кому-то другому, год спустя, он говорит: «Да я бы не отказался от этой славной, восхитительной войны ни за что, что мир мог бы мне дать». Он получает потрясающий кайф от управления ею, перемещения кораблей и руководства войной [слайд 15]. Он любит войну больше всего на свете, даже больше, чем бренди или звук собственного голоса — он любит войну, и он занимается ей.

 

Во многих книгах о Первой мировой войне вы найдете опущенным тот факт, что весь Королевский флот был отправлен на север по собственной инициативе Черчилля. Насколько это удивительно? Это не премьер-министр. Это решающий акт, инициирующий войну. Когда мы перейдем ко Второй мировой войне, вы увидите, что он, будучи премьер-министром, звонит в командование бомбардировочной авиации по собственной инициативе, не сообщая об этом никому другому. По своей собственной инициативе он может отправить флот прямо на его военную базу в полной боевой готовности. Вся Европа была в состоянии страха, и был ужасный аргумент, что война все равно произойдет, поэтому нужно быть первым.

 

Ротшильды должны же как-то фигурировать в этой истории, не так ли? Натаниэль Ротшильд посещает премьер-министра Асквита, чтобы сообщить ему о приготовлениях, которые банк предпринял для подготовки к войне [слайд 17]. Это происходит в