конце июля, и цель встречи – «подготовиться к войне», чтобы убедиться, что премьер-министр располагает деньгами и банковскими резервами. Есть «тайная элита» — Грей, Асквит, Холдейн и Черчилль — это люди, которые готовятся к грядущей войне — они сказали, что она произойдет, и как они собираются с ней управляться? Парламент ничего об этом не знает.

 

Великий современный ревизионист Гарри Элмер Барнз писал в 1950-х годах — смотрите «Barnes Review» в память о его работах — он был замечательным пионером современного ревизионизма. То, что он назвал «моментом, когда ужасы войны были конкретно развязаны в Европе» [слайд 18], он относит к 29 июля, когда Пуанкаре и Извольский — это были министры обороны Франции и России — встретились вместе, чтобы окончательно решить, что они собираются воевать. Царь России не совсем понимает это, он очень слаб, он продолжает пытаться сказать кайзеру, что он не хочет воевать, но у него нет сил сопротивляться этому.

 

«Скрытая история» гласит, что война была «преднамеренно начата Сазоновым, Пуанкаре и сэром Эдвардом Греем по распоряжению Тайной элиты в Лондоне» [слайд 19] — я защищаю здесь этот тезис, что у них не хватило бы наглости сделать это, если бы Тайная элита в Лондоне не решила, что они должны это сделать. Вот великий ревизионистский шедевр, который действительно должен быть на всех ваших полках, книга Патрика Бьюкенена, мудрого американца: «Черчилль, Гитлер и ненужная война», и это единственная официальная книга, которую ревизионисты любят и одобряют. Это был бестселлер. Вот что он говорит: «Тайно втянув Британию в войну за Францию, эти трое — Грей, Черчилль и Асквит — оставили кайзера в неведении. Он не подозревал, что война с Францией означала войну с Британской империей». Ему этого не говорили.

 

Немецкий план состоял в том, чтобы быстро вторгнуться во Францию, разгромить Францию, а затем воевать с Россией, потому что Германия не могла воевать с ними двумя вместе. Таков был план Шлиффена. Они не были уверены, вступит ли Британия тоже — если бы Британия заявила: «Да, мы тоже вступим в войну», тогда ничего бы не произошло — это помешало бы этому произойти. Таким образом, европейская война превратилась в мировую. В Восточной Европе шел конфликт между Сербией и Австрией, одну из которых поддерживала Россия, а другую — Германия, и это был локальный конфликт, и кайзер надеялся сохранить его локальным. Но как только британский флот появился у западного побережья Германии, кайзер понял, что это был не локальный конфликт, а конфликт, единственное значение которого состояло в том, что Германия должна быть уничтожена. У Британии здесь был выбор: как бы то ни было, ничто не побуждало Британию делать это — я думаю, это очень важно.

 

30 июля кайзер все еще отчаянно посылал телеграммы царю, умоляя его прекратить мобилизацию. Был мобилизован миллион российских военнослужащих, и ведется много споров о том, означала ли мобилизация войну? Что ж, это чертовски вероятно. И он умоляет его остановить мобилизацию. «Происходят серьезные приготовления к войне на моей восточной границе. В своих усилиях по поддержанию мира во всем мире я дошел до предела возможного» [слайд 20]. Германия была последней страной, которая провела мобилизацию в Европе — если кто-нибудь говорит вам, что Германия начала эту войну — нет, все другие страны мобилизовались раньше Германии. ⁷ «Ответственность за катастрофу, которая сейчас угрожает всему цивилизованному миру, не лежит на мне. В данный момент еще в вашей власти предотвратить это», — говорит он царю, что технически совершенно верно. «Моя дружба к вам и к вашей империи, переданная мне моим дедом на смертном одре, всегда была для меня священна, и я всегда честно поддерживал Россию, когда она оказывалась в серьезной беде». Таким образом, он напоминает, как помогал России в прошлом. «Мир в Европе все еще может быть поддержан вами» — если бы он [царь] смог остановить наращивание военной мощи. Он все еще верит, что сможет сохранить мир в Европе. Это происходит как раз в конце июля.

 

График катастрофы [слайд 21] показывает, как Россия мобилизуется прямо в конце июля: кайзер отправляет свою телеграмму царю, и примерно в конце июля мы получаем бесповоротное решение Франции поддержать Россию, что показано во [французских] телеграммах, которые подтверждают это документально. Франция как бы притворялась, она держала свои войска в десяти милях от границы, она пыталась сказать Британии, что не собирается воевать, что она ничего не предпринимает, но я думаю, документы показывают обратное.

 

Первого августа происходит важная беседа посла Германии Лихновского с Греем в Лондоне. Это как бы последняя попытка кайзера заключить мирное соглашение с Великобританией.

 

Весь кабинет министров, за исключением Грея и Черчилля, выступает за полный нейтралитет, что в случае начала войны Британия не вступит в нее. В некотором смысле, можно сказать, что война началась потому, что Британия не прояснила свою позицию: если бы она четко сказала: «Нет, мы не вступаем в войну», тогда Франция и Россия не вступили бы в нее. Так что именно неопределенность Британии в некотором роде привела к этой катастрофе.

 

В конце июля кайзер Вильгельм в отчаянии записывает в своем дневнике — он понимает, что попал в ловушку, он понимает, что не может остановить войну, он ничего не может сделать: «Самая страшная война, конечной целью которой является уничтожение Германии» — так что это не вопрос поддержания мира между Сербией и Австрией, это война против Германии, потому что хотят прикончить Германию. В некотором смысле, это не является разумной целью, это ужасно, вот почему дипломаты не смогли решить эту проблему. «У меня больше нет никаких сомнений в том, что Англия, Россия и Франция договорились между собой, зная, что наши договорные обязательства вынуждают нас поддерживать Австрию, использовать австро-сербский конфликт в качестве предлога для ведения войны против нас на уничтожение». Он ссылается на «чисто антигерманскую политику, которую с презрением проводит Англия», и Германия не может избежать этого [слайд 22].

 

Грей очень двуличен — он честный человек, и у него была потрясающая репутация министра иностранных дел Великобритании, но у него была эта двуличная роль. Вот как писатель Герберт Уэллс выносит свое окончательное суждение: «Я думаю, Грей хотел войны, и я думаю, он хотел, чтобы она началась именно тогда, когда она началась». Великий парадокс заключается в том, что все в Европе после войны говорили: «Мы ее не хотели, нет, мы делали все возможное, чтобы ее избежать». Итак, получается, что девять миллионов человек погибли, а потом все в