опаздывать… Кто упустит время развития своего слуха, тот потеряет себя для великого мира музыки, для гармонии чувства, наполовину сократит великолепие своей жизни. И тот, кто упустит время развития своей самостоятельной мысли, кто с юных лет не откроет ее красоты и силы, не полюбит ее, тот отторгнет от себя большую половину мира, потому что мир, по крайней мере, на две трети состоит из мысли, из превращений духовной энергии… Люди — бедные, когда у них нет ни хлеба, ни дома. Но они еще беднее, когда в их сердце нет ни великой музыки, ни великой мысли. И если первые могут еще выкарабкаться из бедности, то вторые — обречены на вечную нищету.

— Как это? — не поняла Мария.

— Очень просто. Мир состоит из трех равновеликих частей: прошлого, будущего и настоящего. Настоящее мы видим глазами и чувствуем душою, прошлое — сердцем, будущее — совестью.

— Мое настоящее больше моего прошлого и будущего, — сказала Мария.

— И у меня будущее никак не набирает трети, — задумчиво сказал Мануэль. — Прошлое гораздо больше настоящего.

Дядюшка Хосе покачал головой:

— Мануэль, у меня точно такое же ощущение, но поверь, дружок, это от нашего несовершенства. Человек не может считаться нормальным, если у него непропорционально велико либо настоящее, либо прошлое, либо будущее. Верно я говорю, Алеша?

— Мне кажется, верно. Кто слишком озабочен настоящим в ущерб будущему и прошлому, тот эгоист. Вообще, недалекий человек. Кто живет только прошлым, тот ограничен. Кто живет только будущим, — фантазер…

На ужин дядюшка Хосе раздал остатки рыбы и предупредил Мануэля и Марию о том, что разбудит их на самой заре — пришла пора подумать о новом улове…

АЛЕША УЗНАЕТ О ЗЛОКЛЮЧЕНИЯХ СВОИХ ДРУЗЕЙ

Всю ночь ливмя лил дождь — в пещеру задували порывы влажного, холодного ветра, приносили запахи океана.

Крепкий сон вернул силы Алеше. Конечно, катастрофа не выходила у него из головы, но он — по совету дядюшки Хосе — заставлял себя думать о насущных заботах людей, выброшенных судьбой на неведомый остров.

На рассвете он и Педро поднялись вслед за рыбаками и обежали весь песчаный мыс — искали то, что могло поддержать огонь. Им повезло: прилив выбросил на скалы верхний кусок мачты какого-то мелкого суденышка и деревянный ящик с ячейками для бутылок.

— Возможно, это ящик с самолета, — вздохнув, предположил Алеша.

— Но мачта определенно не наша, — засмеялся Педро. — На нашей не было клотика.

Желая отвлечь товарища от грустных раздумий, он принялся рассказывать, какую беду пришлось вытерпеть в море ему, Мануэлю, Марии и дядюшке.

«Накануне наша мама разговаривала с дядюшкой по телефону, и он пригласил всех приехать к нему на ранчо в Матансас. „Проведете конец недели в райском уголке, — пообещал он. — Выйдем в море порыбачить. Все заботы беру на себя и, если согласны, заранее куплю обратные билеты на автобус“. Мама согласилась: она хотела порадовать нас путешествием, но ее не отпустили с работы. Кто-то там заболел или уехал, короче, ей выпали подряд два дежурства. А мы, конечно, уже настроились на поездку. „Ну, ладно, дети, — сказала она. — Поезжайте сами. Ты, Педро, за старшего“. Она всегда считает меня старшим, хотя Мануэль появился на свет раньше меня на два года и семнадцать дней. „Поезжайте, а я приготовлю к вашему приезду чего-нибудь вкусненького“.

Ну, мы и поехали. Дядюшка встретил нас на остановке, хотя мы здорово опоздали, и очень огорчился, узнав, что не будет матери. У него появились свои неожиданные планы, знаешь, у этих художников всегда какие-нибудь сумасбродные планы, я не имею в виду только дядюшку, все его приятели — какие-то блаженные люди: вечно возбуждены, кого-то бранят, кем-то восхищаются, и вот это-то мне больше всего непонятно: бранят или восхищаются, пьют кофе и говорят-говорят, но, заметь, никогда не садятся за работу, чтобы посрамить одних и поддержать других. Так вот, дядюшке предложили как раз заменить его картину, которая была выставлена в Национальном музее изящных искусств. Уж не знаю, по какой причине заменить, но он очень расстроился. Но поскольку мы приехали, а он человек слова, этого у него не отнимешь, он плюнул на все дела и попросил у знакомого рыбака лодку. Скорее всего даже арендовал ее, потому что я сам видел, как он совал в карман рыбаку десять песо.

По замыслу дядюшки мы должны были выйти в море на лангустов с бывалым рыбаком, сам-то дядюшка не рыбак, и если бывал в море, то чаще всего не со снастью, а с альбомом или мольбертом. Короче, когда быть беде, нагромождаются всякие случайности. Рыбак оказался болен, а мы очутились в море, имея самые слабые навыки в управлении мотором и лодкой.

Никакая остерегающая мысль никому, разумеется, не пришла в голову: утром был штиль, и залив, в котором мы собрались порыбачить, более напоминал большой таз, чем уснувший свирепый океан.

Мануэль или я управлялись с мотором, а дядюшка забрасывал снасть, но все неудачно, все мы приуныли, разморенные жарой и сверканием бесконечных вод. Однообразие притупило здравый смысл, и когда небо затянули облака, мы даже обрадовались, тем более что у выхода из залива на крючок попалась первая добыча: серебристая рыба игла, этак фунтов на шесть-семь весом. Только дядюшка затащил ее в лодку, она сорвалась с крючка. Мануэль поднял деревянную дубинку, чтобы оглушить рыбу, но ударил слабо и неточно: рыба прянула в воздух, перелетела через борт и исчезла в волнах.

Все досадовали, но больше всех Мануэль.

Тогда дядюшка Хосе приладил леску к запястью, насадил наживку из крабьего мяса, поправил блесну и вновь закинул снасть, указав мне править к выходу из залива в открытое море. И вдруг лицо дядюшки исказилось страшной гримасой, он скорчился, хватаясь обеими руками за борт. Мы поняли, что на крючок попалась большая и сильная рыба.

Я убавил скорость, а потом и вовсе заглушил мотор. Все мы стали свидетелями рокового поединка: лодку легко тащила какая-то гигантская рыба. Временами она отпускала леску, но затем рывком бросалась в сторону, лодка дергалась, беспомощно разворачивалась, готовая вот-вот перевернуться.

Всеми нами овладел азарт. „Это, наверно, редкостный экземпляр тунца или меч-рыбы“, — повторял дядюшка Хосе: леска на его руке затянулась, рука посинела, я советовал закрепить как-либо леску на носу лодки и освободить руку.

Опасность мы почуяли, оказавшись в открытом море. „Посмотрите, какие волны, — изумленно закричала Мария. — Наверно будет шторм!“

Все стали озираться, оценивая обстановку, как раз в этот момент незримое морское чудовище резко потянуло вглубь, дядюшку Хосе сбило с ног, проволокло по палубе и ударило о