Только и всего?

Конечно. Что может быть глупее, чем остановиться в толпе и запрокинуть голову, чтобы последить за неспешным передвижением облаков? И разве не кажется естественным нам, спешащим по неотложным делам, пожать плечами в ответ на это, покрутить пальцем у виска или даже бесцеремонно подтолкнуть зазевавшегося прохожего?

Всё так. Но почему память снова и снова возвращает мне эту наивную сцену, словно раз за разом надеется, что я увижу в ней нечто важное для себя? И почему что-то неистовое и давно позабытое так стучится изнутри, рвется навстречу тому родному, человеческому, светлому, что промелькнуло тогда, когда я меньше всего ожидал?

Наверное, мне пора отдыхать.

А может, наоборот, стоит порадоваться тому, что я еще способен удивляться простым вещам? Что руки способны подрагивать от волнения, а голова еще способна кружиться, не находя разумного объяснения происходящему, но принимая это с облегчением? Что глаза могут замечать не только грязь, но и красоту? Что еще есть способность сопереживать, а не только обвинять и оправдываться?

Эта девушка в двадцати шагах от меня. Теперь она словно излучает какой-то таинственный свет, видимый только мне. Солнце светит ей в лицо, а деревья бросают свою листву к ее ногам. Кажется, что всё в эти минуты происходит в мире только для нее. И я иду следом. Какой-то странный. Растерянный. Новый, необычный. Сбросивший с плеч пару десятков лет. С мечом и в доспехах. С мольбертом и кистью. С красной розой в петлице.

Периодически я еще делаю снимки. Но уже не чувствую себя шпионом. Просто слежу за ее движениями, просто удивляюсь тому, что вижу. Себе удивляюсь. Своим мыслям. В них трудно разобраться. Они непослушны, как уличные котята, что бросаются врассыпную, как только ты протягиваешь к ним руки.

Жалею, что Макс Сергеич не здесь. Кадры, которые он получает, не расскажут ему ничего, а только запутают еще сильнее. Впрочем, если человек уверен в измене, то его уже трудно переубедить. Мне это вряд ли удастся, хоть и хотелось бы. Но я не запечатлел ничего такого, что могло быть заставить его посмотреть на ситуацию другими глазами, а мои слова не будут стоить ничего для этого упертого парня. Может быть, та ее остановка у церкви, мимо которой теперь она прошла, не поднимая глаз, могла сказать ему о чем-то? Может быть. Но уже не скажет. Она идет в задумчивости и не дает мне возможности помочь ей. Жаль. Люди вокруг нас, громыхающие машины. Спешка, погоня за секундами. "Жизнь всего одна, надо торопиться, чтобы все успеть". Все это словно в стороне от чего-то подлинного, что вдруг стало таким отчетливым для меня. Боюсь, что скоро мне придется расстаться с этим чувством — торжественным и призрачным одновременно. Боюсь, что как только эта рыжеволосая девушка скроется в своем подъезде, я снова стану прежним — пустым, безразличным, беспомощным.

И вот мы снова рядом с ее домом. Время моего внезапного праздника незаметно истекло.

Она исчезает в подворотне, через пару минут уже будет дома. Иду следом. Вот и моя последняя миссия, которую еще час назад я так хотел поскорее приблизить. Увидеть, как железная дверь в подъезд закрывается за ней.

Вхожу в арку и с запозданием понимаю, что делаю ошибку. Следовало сначала с каменным лицом пройти мимо, и, как бы невзначай бросив мимолетный взгляд, убедиться, что девушка прошла во двор. Не сомневаюсь, что профи на моем месте бы так и поступил. Но я и не думал претендовать на этот гордый титул, да и вообще вся эта слежка в моем исполнении выглядела скорее как пародия. И уж слишком гладко все шло до этой минуты.

Но вот промах.

Мой «объект» стоит у стены и сосредоточенно перебирает содержимое своей сумочки.

Даже из этой ситуации можно было бы выкрутиться, оставшись незамеченным. Но уж не задалось, так не задалось. Не успеваю среагировать на изменившуюся ситуацию и, прежде чем сообразить, что надо делать, замедляю шаг и киваю в ответ на ее случайный взгляд. Привет из прошлого. Отголоски выработавшейся за несколько лет дурацкой привычки торопливо кивать, даже не дожидаясь приветствия встречающихся в коридорах коллег. Рефлекс.

Смешного мало. Слегка прищурившись, девушка вглядывается в мое лицо и удивленно улыбается, чем окончательно сбивает меня с толку.

У нее хорошая улыбка. Приветливая, открытая.

— Простите, мы знакомы? — слышится ее голос.

Бросаю торопливый взгляд по сторонам. Ее мужу подобный поворот событий вряд ли понравится.

— Не думаю, — отвечаю я. — Просто ваше лицо показалось мне знакомым.

— Так вы, наверное, живете по соседству? Хотя я, признаться, вас не узнаю, — говорит она.

Чувствуется любопытство и доброжелательность. Приятный звонкий голос. Скорее детский, чем женский.

— В общем, это не так уж важно, — добавляет она с улыбкой, не дождавшись моего ответа. — У меня спонтанный перекур, не желаете присоединиться?

В моем положении стоило бы отказаться, но мои руки уже шарят по карманам в поисках зажигалки. Девушка, наконец, находит в сумочке сигареты, протягивает начатую пачку мне.

— Курю редко, под настроение. Но когда это настроение наступает, приходится перерыть все свои вещи в поисках пачки, она постоянно оказывается где-то на дне, — весело объясняет она, наблюдая за моими действиями.

Я не знаю, что говорить. Абсурдность ситуации переходит все известные мне рамки. Наконец, зажигалка находится, беру сигарету, киваю в знак благодарности. Теперь я в роли немого.

Она, улыбаясь, смотрит на меня. Мне все же надо что-то сказать. Чтобы собраться с мыслями, я медленно затягиваюсь и выпускаю в осенний воздух первое за последние несколько часов облачко дыма. Помогает.

— Вы всегда предпочитаете курить в переулке, а не в домашней обстановке?

Смеется. Ну и глупость сморозил папаша, ага?

Да нет. Это добрый смех, больше похожий на радость оттого, что я все-таки сподобился на несколько слов в ее адрес.

— Вообще-то да, мужу не нравится, когда курят в квартире. Сам не курит и другим не дает, проще говоря. Вот и прячусь в подворотнях, как малолетняя школьница.

«Вы ее не знаете. Она — избалованный ребенок», — снова припомнились мне слова Макса Сергеича.

— Ваше особое настроение для курения — скорее хорошее или скорее плохое? — осторожно спрашиваю я.

Она задумчиво стряхивает пепел на асфальт.

— Да, скорее грусть, чем радость.

Удивительно, насколько сильно меняется ее лицо, когда она не улыбается. Ребенок превращается в женщину, взрослые переживания которой читаются в каждой черточке, в каждой морщинке на ее молодом еще лице.

— Неприятности? — роняю я чуть небрежно.

Несколько секунд она молчит, глядя